В театре Opera Bastille завершается месячник "Спящей красавицы". Серия из девятнадцати спектаклей началась еще до католического Рождества и финиширует после православного Крещения — к череде праздников репертуарный отдел Grand Opera приурочил самый блестящий спектакль своего театра. На премьере побывала обозреватель "Коммерсанта" ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
На "Спящую красавицу" парижане ходят как на рождественскую мессу — с сознанием выполненного долга и чувством просветления. Почти четырехчасовой спектакль, поставленный Рудольфом Нуреевым в 1989-м (последний год его пребывания на посту худрука Парижской оперы), действительно похож на помпезную католическую службу.
Самого Нуреева во Франции причисляют к пророкам классики — одноактные спектакли, введенные в моду еще дягилевскими "Русскими сезонами", господствовали в мировом репертуаре вплоть до 60-х, пока первый советский невозвращенец не принялся переносить на западные сцены классические балеты XIX века. Проблемой аутентичности Рудольф Нуреев озабочен не был — его занимала бурно развивающаяся собственная карьера. Нуреевские версии балетов Петипа, основанные на воспоминаниях о трехлетней работе в Кировском театре, от русских редакций отличались разительно: для опознания шедевра сохранялся ряд хрестоматийных фрагментов, главная мужская партия обрастала бесчисленными вариациями и делалась центральной, а основным принципом постановки почиталась роскошь оформления, призванная сымитировать великолепие императорского театра. Западный мир принял новую моду с энтузиазмом: зрители терпеливо высиживали многочасовые спектакли, привыкая к классическому танцу и не подвергая сомнению подлинность "старины". Версии Нуреева окончательно канонизировала Парижская опера: уже много лет балеты Петипа тут воспринимают только в обработке экс-худрука.
Проблема, однако, в том, что хорошим сочинителем танцев Нуреев не был никогда. Придуманные им классические ансамбли и вариации банальны и невыразительны, с пантомимой он мельчил и суетился, характерного танца (важной части старых балетов) премьер Нуреев не знал и не любил, в архитектонику балетного спектакля не вникал, историческими изысканиями не занимался. Оставленная им в наследство парижанам "Спящая красавица" предоставляет ревнителям чистоты наследия прекрасный повод для кипения. В этом, сохранившемся лучше других, балете Нуреев переставил буквально все: от Крестьянского вальса до (частично) "свадебного" па-де-де. Любого отечественного балетмейстера за такие проделки критика стерла бы в порошок, парижане же не перестают восторгаться и пестовать свою "Спящую". Недавно спектакль освежили любимцы покойного балетмейстера — сценограф Эзио Фрижерио и художник по костюмам Франка Скарсиапино. После этого обновленная "Спящая" стала напоминать знаменитую квартиру Нуреева на набережной Вольтера: парча, золото, драгоценные камни и классицистские руины в ванной комнате, инкрустированные бирюзой.
На спектакле азиатская роскошь оформления забавно контрастировала с прозрачным лаконизмом галльского исполнительского стиля. Уцелевшие фрагменты Петипа, отчетливо проартикулированные воспитанниками французской школы, выглядели непривычно виртуозно. Хореографический текст подавался с изысканной отстраненностью: служители культа всех рангов отправляли освященный веками ритуал. Его отточенная монотонность подчеркивала неотвратимость процесса. Царили благолепие и скука: идеальные перестроения, безупречный кордебалет, фарфоровые солисты, рафинированные жесты, регламентированные чувства.
Среди участников балета-ритуала оказался единственный еретик — Мануэль Легри. Он взрывался от рутины в диагоналях больших прыжков; острил, с издевательской легкостью выделывая немыслимые заноски; томился от любви в арабесках адажио и упоенно вертелся, меняя позы в разнообразных турах (благо балетмейстер Нуреев позаботился о виртуозном богатстве роли, предназначенной для Нуреева-танцовщика). Но и такой принц Дезире не смог оживить ни Аврору, ни царство Флорестана. Зато самому Легри удалось разбудить публику и без всяких теоретических постулатов доказать жизнеспособность классики. Даже в постановке Рудольфа Нуреева.