В "Санктъ-Петербургъ опера" опять премьера. Показав две недели назад "Антиформалистический раек" Шостаковича, на этот раз театр представил оперу-притчу петербургского композитора Александра Смелкова "Звезда Эмрайина"
.
Сделав подряд две камерные оперы, написанные во второй половине ХХ века, театр Юрия Александрова как будто бы возвращается к тому, с чего и ради чего он начинался более десятилетия назад. В последние сезоны здесь ставили все больше "Бориса Годунова", "Риголетто", "Пиковую даму". При всей изобретательности режиссуры Александрова в большой опере его камерный театр со скромными постановочными возможностями и далеко не блестящим оркестром заведомо проигрывал: Мариинку не перепоешь. Репертуар "СПб опера" стал резервацией курьезов, демонстрирующих, чем может обернуться поединок буйной режиссерской фантазии с оперной рутиной.
Современные оперы здесь смотрятся гораздо органичнее, и новый спектакль не исключение. Написанная по повести Чингиза Айтматова "Пегий пес, бегущий краем моря", опера Смелкова соединяет миф, эпос и семейную драму. Мальчик, его отец, дядя и дед оказываются в море, в плену у шторма и тумана. Один за другим взрослые шагают за борт утлой лодки. Мальчик — продолжатель рода — спасается: звезда Эмрайина, которую он называет именем отца, выводит его к берегу. Опера посвящена жертвенности и умиранию. Каждый из героев раскрывается, застывая на границе миров: на сцены смерти приходятся развернутые соло.
Спектакль оформлен Семеном Пастухом — художником, разделившим с Юрием Александровым лавры за мариинского "Семена Котко". На наших глазах сцену окутывают белые одежды тумана. В центре — лодка, вокруг нее три огромные одинаковые маски мертвых. Живые же ничуть не похожи. Дед Орган — мудрец и герой, которому всю жизнь снилась Рыба-Женщина, прародительница его рода и хозяйка мира мертвых. Дядя Мылгун — образцовый богоборец. Его страстная ругань, обращенная к стихии, в устах одного из самых экспрессивных петербургских певцов Виктора Алешкова становится драматическим пиком оперы. Смерть Эмрайина — гимн любви: вместо волшебного вокализа Рыбы-Женщины, который сманил на дно его спутников, его самого уводит в море мать мальчика. Пафос истории скрыт и отстранен тем, что в спектакле постоянно смещаются ракурс рассказа и правила игры. Только что были люди, втянутые в жгучую мелодраму, как вдруг стали маски, участвующие в ритуале. Жертвы бури сами же ее и возбуждают, пуская волнами по сцене полотнище белой ткани. Еще недавно отчаянные и разобщенные голоса умерших сливаются в благозвучное трио духов. Пронзительный голос мальчика (Володя Семагин) в финале звучит как небесное соло дисканта в старой духовной музыке.
К опере Смелкова ее либреттист Юрий Александров обращается не впервые. По сравнению с версией конца восьмидесятых новая постановка жестче и строже. Сильные стороны спектакля отвечают наиболее выигрышным качествам самого произведения — драматическим. Музыка же в этой опере гораздо более наивна и случайна. Стиль ее наследует разом Мусоргскому, Пуччини и Прокофьеву, плюс шквал ударов литавр для громовых раскатов и шаманских таинств. Все это означает, что в "Санктъ-Петербургъ опера" отлично получаются современные оперы. Осталось только найти достойную партитуру.
КИРА Ъ-ВЕРНИКОВА, Санкт-Петербург