Сегодня в Москву прибывает министр обороны Германии Рудольф Шарпинг (Rudolf Scharping). Одной из главных тем его переговоров с российскими собеседниками будет ситуация в Косово. Запад рассчитывает убедить Россию, что обстановка в крае нормализовалась и что пора проводить там парламентские выборы. Однако только что вернувшийся из Косово специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ утверждает, что никакой нормализации там нет. Но есть много другого.
ООН утвердила программу "Возрождение-2001". По ней тысяча сербских семей в этом году вернутся в Косово. Им должны обеспечить все условия для возвращения: построить, если нужно, дом, обезопасить его... На программу выделено 20 млн марок. На заседании оперативного штаба КФОР обсуждалась эта программа. Пригласили и сербов, и албанцев, предупредили, чтобы пришли с конструктивными предложениями.
Стали обсуждать, что значит обезопасить. Сербы вышли со своим конструктивным предложением: так же, как и сейчас, сербский дом должен быть окружен войсками КФОР.
— Как долго? — спросили сербов.
— Всю жизнь,— ответили они.
У албанцев тоже было конструктивное предложение: возвращайтесь, если так уж привыкли тут жить. Только без детей.
— Почему же без детей? — спрашивают их.
— А иначе эти сербы,— отвечают,— так и будут жить на нашей земле.
Чуть не подрались.
Программа признана нереализуемой в ближайшие 20 лет.
С албанцами на тему независимости разговаривать очень легко. Вот, например, заместитель председателя победившей на недавних выборах в крае албанской партии ЛДК Коле Бериша.
— На каком языке будем беседовать? — задает он непростой вопрос.— Вы, наверное, хорошо говорите по-сербски?
— Да нет, конечно,— отвечаю.
Взгляд его теплеет.
— Мы,— кивнув, начинает он,— воевали с Сербией не для того, чтобы остаться в ее составе. Это главное, что вы должны запомнить.
— А вот,— спрашиваю,— была же резолюция ООН #1244, и по ней максимум того, что предоставлено Косово,— расширенная автономия.
— А кто,— говорит,— сказал, что действие этой резолюции, которая действительно имеется, является бессрочным? Это мы еще посмотрим. Да она уже теряет актуальность. Разве, кстати, там написано, что независимость полностью исключается? Вроде бы нет.
— Но разве вы не начали разговаривать с новым лидером Югославии Коштуницей? У вас ведь, кажется, завязался диалог, он выразил соболезнование в связи с гибелью вашего товарища по партии Мустафы...
— Да бросьте, обычный протокол. Какой может быть разговор, когда в сербских застенках томятся сотни косовских албанцев? И в Прешево сербы ведут дело к тому же, что и в Косове в свое время. Цель — этническая чистка. Нас, албанцев, там 90%. И нас же оттуда выгоняют. В одной деревне сербская полиция заняла 26 домов. Знаете ли вы об этом?
— А сербы говорят, что это все неправда и что это албанцы там все заняли. Кому верить?
— Сербы, которые еще остались в Косово, должны понять очень важную вещь. Им надо считаться с уже сложившимися реальностями и полностью порвать связь с Белградом. Но у них есть такая Рада Драйкович, так вот она говорит, что сотрудничество с Белградом будет оставаться краеугольным камнем их политики здесь. Если мне не верите, спросите ее, если найдете, конечно.
В православном сербском монастыре Грачаница мы встречаемся с доктором Радой Трайкович. Доктор Рада в синих тренировочных штанах с тремя адидасовскими полосками сидит за столом, на котором маленькая белая скатерть да подаренный накануне нашими соотечественниками стакан с ложками хохломской росписи — чтобы и мы чувствовали себя как дома. Доктор Рада, глядя в пол, с металлом в голосе перечисляет, сколько похищено сербов в Косове за последний год, сколько домов разрушено, сколько храмов. Она говорит, что не работает система правосудия, хотя Косово признано международным сообществом как часть Сербии, и что край живет только на гуманитарную помощь...
— Но нам,— продолжает,— после того, как мы свергли преступный режим Милошевича, уже стало легче отстаивать свои интересы в Европе, потому что мы снова стали демократической страной.
— Вы всегда были противником режима Милошевича?
Она мнется.
— Вообще-то раньше я состояла даже в более радикальной партии, но вовремя поняла, к чему он ведет нашу страну.
— Вовремя — это когда?
— Около месяца назад.
— То есть уже после прихода к власти Воислава Коштуницы?
— Да, хотя я не понимаю, зачем вы задаете такие вопросы. Вообще-то все они кажутся мне абсурдными.
В каждом албанском доме, конечно, есть оружие. Один офицер из штаба НАТО рассказывал, как он однажды вместе с немецким патрулем зашел в драмтеатр в городе Ораховац. Предстоял концерт вокально-инструментального ансамбля Южного сектора миротворческих сил, надо было все хорошо осмотреть. К патрулю бросился художественный руководитель театра.
— Верните нам реквизит! — взмолился он.— Два месяца назад вот так же приходили англичане перед концертом группы из их сектора и забрали весь реквизит. Мы не можем работать!
Офицер пообещал помочь и все выяснил. Оказалось, что англичане нашли в театре целый склад оружия и боеприпасов.
— Что же вы меня так подвели? — интересовался он у худрука во время концерта.— Выставили идиотом. Надо мной теперь весь КФОР смеется.
Худрук извинился.
Вопросы о том, кто, кому и как подчиняется в КФОР, ставят в тупик военных, хотя внешне они и излучают оптимизм по этому поводу. Обычно они юлят и изворачиваются до последнего, а потом у них заканчивается время для ответов на вопросы. Честно ответил только один австрийский полковник.
— Отдаст ли украинский солдат честь австрийскому полковнику?
— Разумеется. Если у него есть настроение. А вообще-то вряд ли.
— Но мы же своими глазами видели, как именно это только что произошло.
— А я вам что говорю? Значит, у него было настроение.
Доходчивее всех ситуацию в регионе объяснил командир 13-й тактической группы КФОР подполковник российской армии Олег Рекин.
— Противостояние,— исчерпывающе сказал он на коротком брифинге для журналистов,— объясняется нежеланием сербов и албанцев мирно сосуществовать. В результате мы имеем очаги напряженности, которые время от времени ликвидируем.
А начальник его разведгруппы Юрий Курочкин добавил:
— Конечно, мы много работаем с населением. Приходится проводить большую разъяснительную работу.
Тут у него вдруг сдали нервы:
— Втолковываем и втолковываем в их тупые головы...
После этого он внезапно смягчился:
— Зачастую бестолковые...
Командир Рекин решил исправить произведенный подчиненным эффект и поспешил добавить:
— Вы, господа, должны думать так: все это не значит, что мы не выполняем каких-нибудь распоряжений командира группы "Восток".
— Как-то все это неубедительно звучит,— сказал я.
— Почему же? — не согласился подполковник Рекин.— Не совсем.
Перейдя к теме военного сотрудничества и взаимодействия сил КФОР, подполковник заявил, что приобретенный опыт не прошел для него бесследно.
И тут же, спохватившись, заявил:
— Но вы ни в коем случае не должны думать, что я стал умнее как командир. В конце концов, это простое любопытство!
И все же нельзя не отдать должное подполковнику Рекину. На вопрос, в каких количествах в этих местах во время бомбардировок НАТО применялось оружие с урановой начинкой, он сразу ответил, кивнув на двух американских военных, которые находятся в его подчинении:
— Это лучше спросить у коллег.
Российские офицеры очень близко к сердцу принимают урановый скандал, бушующий в Европе. Некоторые считают, что даже уже сейчас, возможно, неизлечимо больны. На мой вопрос, какие же симптомы, один из них, подумав, ответил:
— Лично у меня в связи с этим очень сильная депрессия.
Диалоги об уране возникают все время. Возник и в немецком батальоне.
— А где в Косово наиболее интенсивно применялся обедненный уран?
— Это как посмотреть,— отвечает немецкий лейтенант. Вообще-то у нас никаких карт нет.
— А у кого есть?
— У командования.
— У нас нет,— поспешно отвечает вовремя подошедший немецкий полковник.— Но у кого-то точно есть. Впрочем, если бы у меня и была такая карта, я бы вам все равно не дал ее посмотреть: это на сегодня самая засекреченная информация.
— А хотелось бы...— мечтательно заявляет вдруг лейтенант.
— И я бы не отказался,— добавляет полковник.
— Пожалуйста,— говорит им француженка Ариенн из штаба НАТО в Брюсселе. Эти карты уж два месяца как висят на информационной страничке НАТО в Интернете.
А полковник Костакис, командующий греческим контингентом в городе Урошевац, сказал:
— Значит, так. Нам известно, что тут есть и уран-234, и уран-235, и уран-236, и остальные. Так вот, мы заявляем, что мы, греки, их всех не боимся и в любой момент готовы дать отпор.
Сапер новозеландской армии Джон Феленеген считает, что официальным языком международных миротворческих сил является плохой английский.
Каждый православный храм в Косово охраняется каким-нибудь государством.
— Мы вошли в город Урошевац в конце июня 1999 года,— рассказывает греческий полковник. Ему через неделю уезжать на родину, и он с удовольствием вспоминает свой приезд.— И для начала спасли вот этот храм Святого Уроша. Албанцы сжигали сербские храмы одним и тем же способом: разводили костер где-то в углу, и когда начинался дым, и военные открывали двери храма, чтобы потушить пожар, получался сквозняк, и огонь мгновенно сжирал то, что еще не успел. А мы обманули огонь, вошли через маленькую дверцу в стене. Это была наша первая большая победа.
В селе Могила живут и сербы, и албанцы. Их примерно поровну, и этим село уникально. Натовцы привозят в село журналистов, чтобы показать: а ведь могут, если захотят! Живут в мире! Привезли и нас.
Село охраняют американские солдаты. Старшина Рейнольдс рассказал, что в селе два мэра и что они дружат семьями. На просьбу организовать встречу с ними ответил категорическим отказом. Но в одной лавке мы встретили сербского мэра Зорана Коцмановича. Эта лавка принадлежит его отцу.
— Мирно? — переспросил он нас.— Ничего себе! Недавно в два сербских дома бросили гранаты, люди чудом остались живы. Живем как кошки с собакой. А кто вам сказал такую чушь?
Сержанта Рейнольдса рядом не оказалось.
Американская база "Бондстил" — самая крупная полевая база в мире со времен Вьетнама. Масштабы созидания поражают воображение, в том числе и самих американцев. Когда к ним приезжают гости, американцы возят их фотографироваться на фоне местных достопримечательностей. Экскурсионные маршруты занимают несколько километров, ведь с одной точки открывается чудесный общий вид, с другой лучше видно вертолетную площадку, с третьей — фортификационные сооружения. Американцы и сами охотно без конца фотографируются.
Но нашим журналистам больше всего нравится сниматься на фоне большого объявления о наборе на 1-, 3- и 5-месячные курсы для желающих бросить курить.
Немецкая база по своему величию, конечно, уступает американской. Но вот до чего американцы не додумались, так это до автомобильной мойки для бронетехники по всем правилам гражданского искусства. Танки долго плывут сквозь строй ярких разноцветных щеток, вращающихся во все стороны, потом обсыхают под энергичными струями воздуха.
В американском госпитале есть все, и даже ядерный томограф. Только роды принять не могут — отправляют беременных албанок в русский госпиталь. Недавно американцы сделали уникальную операцию: в полевых условиях пришили пальчики маленькому албанцу, их оторвало было миной.
— Мы пришили их все одного,— с гордостью рассказывала начальник госпиталя.— И один потом даже почти прижился!
В миссии ОБСЕ очень долго и подробно говорят о том, что этой организации удалось сделать за последние полтора года работы в Косово. Но когда начинаешь уточнять, выясняется, что, честно говоря, толком ничего и не совершили. Потерявший наконец терпение заместитель главы миссии говорит:
— А разве вас не впечатляет наша борьба по пресечению торговли женщинами?
— Как идет борьба? — интересуюсь.
Чиновник раздраженно кивает на два одинаковых плаката у себя за спиной. На них сфотографированы красивые женские глаза. Воображение рисует остальное. Есть подпись: "Ты платишь за ночь. Она расплачивается своей жизнью". Прямо мурашки по коже.
Кстати, за ночь в Гранд-отеле Приштины, где мы жили, желающие платят 20 немецких марок. И цены, предупреждают, будут расти. Видимо, в результате войны, которую объявили албанским проституткам чиновники ОБСЕ.
Поздним вечером у памятника героям битвы на Косовом поле мы встречаемся с норвежскими солдатами. Солдаты охраняют мемориал так же, как и сербские храмы: круглосуточно, с бронетехникой, обложившись мешками с песком. У них тут стационарные посты. Их прожекторы как будто специально, для красоты, подсвечивают мемориал снизу. Потом выяснится, что и правда специально.
Норвежский майор с папочкой в руках переминается с ноги на ногу. Нам говорят, что это историк, который готов рассказать про битву на Косовом поле.
Майор, признавшись, что читает этот доклад всего лишь четвертый раз в жизни, начинает. Он долго переводит надпись на мемориале: "Те, кто является сербом и не пришел сюда, чтобы с оружием в руках защитить родную землю, да будут прокляты... Пусть у них не будет ни урожая, ни хорошего вина, ни детей..." Норвежец говорит, что сербской историей он начал интересоваться года полтора назад — его как будто что-то толкнуло прямо в грудь. И теперь из него, он считает, со временем может получиться хороший экскурсовод, и он сможет с легким сердцем уйти из армии.
Город Призрен — очень большой, тут живут больше 200 тысяч албанцев. Есть и сербы — 96 человек. Их охраняет немецкая миротворческая бригада численностью в 600 человек. Это далеко не рекорд. В Урошевце, например, 450 греков охраняют 21 серба.
Для удобства дома сербов окружили колючей проволокой, телефонизировали. С гор, которые нависают над городом, из развалин старой турецкой крепости их покой охраняют немецкие снайперы. Все дома под круглосуточной охраной, к тому же каждые два часа немецкий патруль совершает обход этих домов. Иногда под усиленной охраной сербы ходят в церковь Святой Богородицы, но это очень опасно. Еду им покупают солдаты, они же привозят дрова. Кроме КФОР права доступа за колючую проволоку не имеет ни международная полиция, ни гуманитарные организации. Я спросил одну сербку средних лет, почему же она не уезжает отсюда.
— Потому что,— говорит,— я ненормальная.
Это единственное объяснение, которому я поверил тут за всю неделю.
Заместителем командира отряда сил международной полиции в Призрене служит Александр Зеличенко из Бишкека. В мирной жизни полковник работал начальником оперативного штаба МВД Киргизстана. Всего Бишкек командировал сюда трех человек, и полковник признает, что это большой успех киргизской дипломатии, потому что попасть сюда — значит очень сильно поднять престиж страны в глазах мировой общественности.
Работы полковнику хватает. Он организовал кампанию по отлову щипачей, то есть карманных воров. Они вдруг появились здесь в невиданном количестве. Полковник предложил поставить везде полицейских в гражданке, чтобы они походили, посмотрели, что и как. Таким способом полковник успешно боролся всю жизнь с киргизскими щипачами. Но руководство возмутилось, методы Зеличенко были признаны противозаконными. Тогда он дошел до Приштины, где эти методы тоже признали противозаконными, но эффективными, и разрешили использовать. Так полковник накрыл банду щипачей.
Полковник Зеличенко рассказал, что на днях к нему с просьбой обратилась сербка-адвокат, которая приехала в Призрен из Белграда на международный трибунал: судят серба, которого поймали и посадили за геноцид албанцев. Правда, обвинение рассыпалась в суде и теперь не очень понятно, что же делать с сербом. Адвокат попросила полковника сводить ее в албанскую кафану, потому что нигде в Европе так вкусно не готовят кебаб, как в Призрене. Полковник провел ее через все кордоны и привел в ближайшую кафану. Там ее встретили очень хорошо, так как, по признанию албанцев, они давно не видели живого серба. Она вкусно поела и поболтала с ними о том о сем. И только когда расплачивалась и они отказались принять у нее югославские динары, а попросили немецкие марки, которые только и имеют здесь хождение, побледнела от гордости и высказала им все, что считала нужным про то, что они при поддержке НАТО с воздуха сделали с ее народом. Полковник говорит, что они чудом унесли ноги из кафаны. Пришлось даже вызывать подкрепление.
Среди немцев, служащих в Призрене, несколько родом из Казахстана и с Алтая. Один из них, Валентин, рассказал, что служба хорошая, но скучная. Немцев и американцев, в отличие от русских, греков и французов, албанцы уважают и слушаются, так что происшествий мало. А платят немцам, наоборот, много. Он, старший ефрейтор, в Германии получал 600 марок, а тут ему платят 6500. Правда, говорят, что скоро наполовину, как в Боснии, убавят, потому что считают, что нет непосредственной опасности для жизни.
В международной миротворческой миссии участвуют 52 государства. Из более или менее заметных есть все, исключая только Японию. Японцы подарили КФОР 2000 внедорожников "Тойота". Откупились, считают в КФОР.
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ