Вчера, в Татьянин день, представители региональной студенческой организации "Идущие вместе" провели шествие под девизом "Татьянин день — день солидарности студентов России". Более шести тысяч человек прощались навсегда с "ректорами-взяточниками, деканами-бюрократами и преподавателями-бездарностями".
Сбор был назначен на Комсомольской площади, которая по этому поводу была оцеплена милицией. Ровно в 11 утра митингующие отправились по проезжей части Краснопрудной улицы в сторону Сокольников. "Сумасшедшие студенты,— сказал молодой замерзший милиционер.— В такой холод демонстрации устраивать! Мерзни тут из-за них".
Но студентам нравилось быть сумасшедшими. Они кричали "ура", громко пели песни Земфиры, гимн Советского Союза и еще что-то свое. Водители на перекрестках ругались с гаишниками. Милиционеры объясняли, что движение откроют только через час. Таково было распоряжение московского правительства, запретившего также движение троллейбусов и трамваев от Преображенской площади до площади трех вокзалов.
— Да откуда вы сорвались? — с трудом пробивался сквозь шагающую молодежь сердитый пожилой мужчина в кепке.
— Мы не сорвались, мы празднуем,— ответил ему чей-то веселый голос.
— Лучше бы работали,— бросила сердитая кепка.
А оркестр уже играл знакомый всем с пионерского детства мотив. Подвыпивший молодой человек пел про разум, и про крылья, и про сердце--пламенный мотор, и человек двадцать ему подпевали. Потом кто-то запел про "кипучую, могучую, никем непобедимую", и все стали подпевать ему, потому что студентам все равно было, о чем петь, главное, что вместе.
В Сокольниках милиционеров, среди которых были заметны высокие милицейские чины, стало гораздо больше. Вынужденные покинуть свои кабинеты, они явно мерзли, но все равно улыбались. А один полковник, напрочь забыв о солидности, даже приплясывал в такт музыке.
— Друзья! — с трагическим надрывом в голосе начал митинг некто очень юный.— С прискорбием и содроганием сообщаем: после тяжелой и продолжительной болезни скончалось наше прошлое.
Это известие митингующие встретили радостными криками, которые не сочетались с зазвучавшей траурной музыкой. Затем сменявшие друг друга ораторы говорили о том, что родилось "наше славное прошлое в 1917 году, и все это время успешно внушало нам, что нельзя быть патриотом в стране нищих, взяточников, пьяниц и палачей". О том, что "совок" до сих пор "безраздельно властвовал над нашими душами". О том, что "прошлое проникло в нас самих в виде пьянства, наркомании, распущенности и бескультурья". И это тоже вызвало у слушателей бурю радости.
По традиции прошлого века, когда в Татьянин день предавались анафеме нелюбимые профессора и приват-доценты, нынешние студенты прощались навсегда с "ректорами-взяточниками, деканами-бюрократами и преподавателями-бездарностями". Но главным символическим покойником оказался обтянутый шелком муляж огромного черного таракана, неизбывного соседа студенчества по общаге. Его держали на руках крепкие высокие парни, и было заметно, что таракан тяжелый. С ним простились особенно трогательно. "Сколько раз длинными бессонными ночами вглядывался я в эти глаза,— надрывно произносил очередной оратор, указывая на шелкового монстра.— Сколько раз, просыпаясь от голодных судорог и допивая последний глоток молока, я чувствовал невозможный хруст в зубах и понимал, что хочу мяса!" Этот монолог был встречен волной понимания, заглушившей траурный марш оркестра. Другими символами прошлого были какие-то бледные чучела, которых студенты собирались кремировать. Чтобы, по их словам, "навсегда избавиться от заразы". Но сжечь пороки прошлого на костре запретило руководство парка "Сокольники", поэтому студенты похоронили их в гробу.
Обновленными и непорочными студенты вступят в новую жизнь в субботу и воскресенье в ночном клубе "Пятый элемент".
ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА