Александр Иличевский написал прекрасный текст. Тут можно радоваться по самым разным поводам, включая и тот, что после всяческого успеха романа "Матисс" за этого автора было как-то боязно — вдруг игра в эдакого чеховского Тригорина, у которого "на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова", захватит его окончательно, и все умное и человеческое окажется утопленным в самозабвенном составлении метафор.
Но "Перс" даже не то чтобы проще, а чище и прозрачнее "Матисса". Он написан хорошо в лучшем из возможных — школьном — понимании, но отнюдь не богато, и остатки прежней роскоши вроде "любое пронзительное зрелище беззвучно поет, такова драма сетчатки, когда ее надрезают невозможным" встречаются так редко, что скорее умиляют, чем раздражают.
Хотя вообще-то Иличевский здесь завоевал право на то, чтобы изредка предъявлять "драму сетчатки" и "нефтяной рембрандтовский сумрак",— в награду за смелость. "Перс" — самая смелая книжка, появившаяся у нас в последние годы, смелая в одном из самых главных писательских смыслов: автор делает, говорит и чувствует что хочет, жертвуя неглавным ради главного, отказываясь от условностей и с некоторым даже вызовом подставляясь. Вполне традиционный набор событий — уход жены, преследование, ревность, встреча — совсем формально скрепляет все то, что к собственно к сюжету никакого отношения не имеет, то есть то, что действительно важно.
Протагонист — высокооплачиваемый сотрудник нефтедобывающей компании — уезжает вслед за изменницей и соперником (еще лучше зарабатывающим нефтяником) из Калифорнии в Азербайджан. Именно там, на Апшероне, рассказчик провел свое детство, там дружил с мальчиком Хашемом, чья семья бежала из Ирана во время антишахской революции, там впервые услышал странный подземный гул нефти, и вообще — все главное было там. И никаких стыдливых попыток обсудить удачное совпадение или, наоборот, указующий перст судьбы. А просто в этой книге так устроено. Все внешние — что любовные, что профессиональные — обстоятельства жизни оказываются слишком очевидной условностью (иногда даже концы с концами не сходятся), а персонажи, необходимые в смысле сюжета, но не ставшие необходимыми идеологически (вроде жены-предательницы и ее нового мужа), намечены как-то бледно. Особенно на фоне множества оккупировавших "Перса" личностей, внезапно появляющихся и так же внезапно пропадающих (иногда навсегда), но зато исключительно нужных. Нужных — чтобы разговаривать.
Александр Иличевский «Перс»
В разговорах здесь, собственно, вся и сила. Автор "Перса" не изобрел ничего нового: это вообще рецепт интеллектуального романа — разыгранное в диалоге приключение идей. Но хоть беспрекословный эталон тут — споры господина Сеттембрини и иезуита Нафты в "Волшебной горе" Томаса Манна, Иличевского никак нельзя назвать примкнувшим именно к этой манновской традиции. Его герои не занимаются поиском истины в непрекращающемся напряженном разговоре — они просто разговаривают (кстати, не менее напряженно) на разные темы. Настолько разные, что просто диву даешься, что все это можно собрать и связать в пределах одного текста. Они говорят о жившем более четырех миллиардов лет назад "универсальном общем предке" — о небольшом сообществе микроорганизмов, которые когда-то активно обменивались генами. О соколиной охоте и классификации соколов. О трудностях разведения в неволе прекрасной птички — дрофы-красотки, практически полностью уничтоженной соколами арабских шейхов. О хазарах. О Стеньке Разине. О рае (здесь хочется процитировать: "Надо прекратить это понимание рая как чего-то вроде Америки, куда грешники будут стремиться всеми силами, правдами и неправдами из ада, как стремятся туда бедные люди из стран третьего мира"). О таинственных свойствах нефти. О Нобелях. О Ротшильдах. О приходе исламского Мессии. О терроризме. Они очень много, практически бесконечно говорят о Хлебникове, меньше — о Вячеславе Иванове, Блюмкине и Шаумяне.
Все это плюс еще столько же Иличевскому удается увязать вместе не слабоватыми силками сюжета, а откровенным и наивным даже чувством. Он не стесняется любить. Любить Каспий, у которого он провел детство, своего Хашема-Перса, в честь которого книжка и названа,— прекрасного иранца с дредами и болезненной любовью к Хлебникову,— стихи, авантюристов и вообще людей, интересующихся интересным. Он не боится привести в романе придуманный текст письма Хлебникова. И вывести в качестве действующего лица настоящего Осаму бен Ладена. И это правда очень смело.
М.: АСТ; Астрель, 2010