Катынь не просто стала причиной катастрофы под Смоленском. Она что-то изменила в нас самих.
Итак, мы уже знаем главную версию трагедии под Смоленском — пилот, скорее всего, выполнял приказ президента Качиньского, который боялся опоздать на траурные мероприятия в Катынии и поэтому велел садиться на аэродроме Северный, несмотря на туман. Что это — нелепая случайность?
Качиньский так торопился в Катынь, потому что это для него было очень важно. Катынь - это рубеж, отделяющий современную, европейскую Польшу от дремучего совка. Рубеж, отделяющий ее от нас. Этого рубежа сегодня уже бы не было, если бы Россия, правопреемница СССР, принесла извинения за Катынь.
Ведь ни Качиньский, ни его народ так и не получили этих извинений. Да, наш парламент когда-то осудил это массовое убийство – но покаяния не было. А они, в Польше, все эти годы очень ждали нашего покаяния. Как ждут их наши сограждане, чьи родные сгнили в лагерях или расстреляны НКВД. Как ждала их моя бабушка-латышка, прожившая большую часть своей жизни с переписанной фамилией, – ее отца расстреляли в 37, и никто до сих пор не знает, где и в какой катыни его закопали.
Пока наша власть этих извинений не принесла, мы, россияне, остаемся по эту сторону рубежа, отделяющего нас от европейского мира, от европейских ценностей. По эту сторону, где человеческая жизнь ничего не стоит, как не стоила и тогда, в 40-м. Где государственным гимном остается гимн тоталитарной империи. Где 9 мая "вождь народов" будет мудро взирать на тебя в самом сердце Москвы.
Мы здесь завязли, на этой стороне.
После катастрофы под Смоленском о Катыни узнала вся Россия. Мне кажется, мы что-то поняли. Не зря так много россиян пришли в эти дни к посольству и консульствам Польши с цветами. Если мы что-то поняли, значит, у нас есть шанс преодолеть этот рубеж. Значит, есть шанс, что секретные архивы будут открыты. И я узнаю, где захоронен мой прадед, и положу в этом месте цветы. И в центре Москвы не повесят портрет Сталина, а откроют музей советской оккупации. Потому что это была окупация, прежде всего, нашего сознания, которое не освобождено до сих пор. И мы постоим, как стоял Ющенко перед памятником жертвам Голодомора, - перед таким же памятником в своей стране.
Может быть, этим мечтам не суждено сбыться. Но у меня появилась надежда.
И поэтому трагедия под Смоленском не кажется мне напрасной.