Перед съемками "Необратимости" Гаспар Ноэ, по его свидетельству, освоил — вместе с исполнителем главной роли Венсаном Касселем и к неудовольствию его подруги жизни Моники Беллуччи — главные злачные места Парижа. Для этого была очевидная производственная необходимость: в конце концов, из одного зловещего гей-бара режиссер вытащил на экран отвратительного содомита, который анально насиловал героиню Беллуччи в подземном переходе (длящаяся девять минут сцена вошла в число самых жестоких). Исчерпав таким образом пороки старой Европы, режиссер, уже без сопровождения звезд, спустя восемь лет отправился в дальневосточную Азию и снял "Вход в пустоту".
Венсан Кассель говорит о нем: "Гаспар — это очень странный зверь. В душе он чист, но при этом знаток ночной жизни, наркодилеров, проституток. Он любит этот теневой мир. Я сам люблю иногда пошляться ночью, но Гаспару тут нет равных". Сюжет "Пустоты" (таково, кстати, название облюбованного героями бара) разыгрывается в Токио, где главный герой Оскар (Натаниэль Браун) после встречи с полицейской пулей отправляется в иной мир, а по дороге совершает виртуальное путешествие по фантастическому ночному мегаполису, в котором перемешались прошлое, настоящее, будущее, жизнь и смерть. В этом путешествии им руководит обещание ни за что не бросать свою сестру Линду (Пас де ла Уэрта), с которой они только недавно воссоединились после долгой разлуки.
Родители Оскара и Линды, когда те были детьми, погибли в автокатастрофе у них на глазах. Дальнейшая жизнь героев сложилась непросто: брат — наркоман и наркодилер с дрожащими руками, сестра — нескладная девица легкого поведения. На их отношениях лежит легкая тень инцеста. Неприкаянность привела этих драных американцев в город, меньше всего подходящий для поисков себя иноземцами,— вспомним хотя бы "Трудности перевода". Зато затеряться в лабиринтах токийского дна очень даже можно, независимо от расы и национальности, и героям это прекрасно удается. До тех пор пока в один прекрасный день Алекс, друг Оскара и такой же торчок, не узнает, что тот спит с его матерью, и не подставляет его под полицейскую облаву.
Кадр из фильма «Вход в пустоту»
До этого герой успевает принять солидную дозу, так что все дальнейшие события фильма, длящегося 160 минут, можно с равным основанием рассматривать как наркотический трип и коридор перехода из жизни в смерть. В нем множество навязчивых ретроспекций, а некоторые сегменты носят характер бреда, субъективность которого подчеркивается ракурсом съемки: ручная сверхчувствительная камера показывает токийскую ночь с точки зрения мертвого Оскара. Только то, что было до, снято из-за его головы, так что лицо героя мы часто практически не видим. А то, что после,— сверху, словно с позиции духа, отделившегося от телесной оболочки убитого. Вообще камера в этом фильме творит бог знает что, и не зря ее уже назвали камерой-вагиной — за сцену встречи яйцеклетки и сперматозоида, снятую как бы изнутри женского естества.
Отдельного слова заслуживает монтаж, способный окончательно вывести из себя даже самого терпеливого зрителя, но парадоксальным образом придающий фильму ту ядовитую идиосинкразическую привлекательность, без которой его вовсе не стоило бы смотреть. Двухминутный пролог-стробоскоп, состоящий из вспыхивающих и тут же гаснущих титров, вместе с низкочастотным саундтреком задает ритм и тональность всей картине.
Кадр из фильма «Вход в пустоту»
Для желающих во что бы то ни стало понять, зачем это все нужно и что в конце концов означает эта хирургия пустоты, следует упомянуть о Тибетской книге мертвых, которую перед роковыми событиями читает герой,— намек на буддистскую трактовку жизни после смерти. Однако сам Ноэ, неисправимый атеист, не относится к этой теме всерьез. Гораздо ближе ему чисто эмоциональное объяснение: он характеризует свои нуары вовсе не как черные, а скорее как красные ("Необратимость") или желто-кислотные ("Вход в пустоту"). Он приводит в пример фильмы Пазолини, в которых тоже много мрака и декаданса, но они не умертвляют, а оживляют, заставляют встряхнуться своим революционным драйвом.
Я же готов провести другую культурную параллель. Аргентинец итало-ирландского происхождения Ноэ давно вписан во французскую среду и связан со сформировавшей ее романтической традицией. Волнующая режиссера тема земного ада, несмотря на современную аранжировку, вытекает из старых готических, авантюрных и сентиментальных романов, экстраваганций маркиза де Сада и даже каких-нибудь "Парижских тайн" Эжена Сю. Последним из могикан этой традиции в кино был Лео Каракс, чье имя — монограмма, составленная из имен Оскар и Алекс. Именно так зовут героев "Входа в пустоту", и именно выспренне-поэтический, необарочный, старомодно инфернальный мир, некогда освоенный Караксом, пытается реинкарнировать Гаспар Ноэ.
В прокате с 29 апреля