Попробуем еще раз

В 20-х годах ХХ века русские конструктивисты создавали проекты нового устройства жизни. Сегодня это же пробуют современные архитекторы.

Григорий Ревзин

Тему русского павильона на XII архитектурной биеннале в Венеции предложил архитектор Сергей Чобан. Его архитектурное бюро — в Берлине, и это, наверное, единственный русский архитектор, который смог создать свой архитектурный бизнес на Западе. Правда, с начала 2000-х его стали активно приглашать строить на родине, в Москве, Петербурге, Сибири. Мы много приглашали западных звезд, но реально они в России ничего построить не смогли, слишком специфические условия местного рынка. Пришлось вырастить иностранную звезду из числа соотечественников.

Называется русская экспозиция — "Фабрика Россия". Тема — реконструкция промышленных зданий. Вообще в Европе и Америке реконструкция старых фабрик — сюжет очень известный, их реконструируют уже 30 лет, с того момента, как производство стало уходить в Азию, а в Европе объявили постиндустриальный период развития. Старые заводы и фабрики везде превращаются в развлекательные зоны (дискотеки, клубы), музеи современного искусства, в офисы, более или менее ясна эстетика этих пространств, известно, что в них можно делать. В Москве этот процесс начался в 2000-е годы, на бывших фабриках стали делать центры современного искусства (Винзавод на Курской, Арт-стрелка на фабрике "Красный Октябрь") и офисы (Хамовнический пивзавод). В принципе, в такой экспозиции на биеннале особого смысла не было, там сама выставка проходит, кроме национальных павильонов, в бывшем здании арсенала, где до середины 80-х располагалась военно-морская база НАТО.

Но в России множество малых городов (более 300), где мы сталкиваемся с ситуацией, когда большой завод, в советское время бывший ядром города, ныне остановлен и представляет собой неиспользуемое, руинизирующееся пространство. При этом промышленные зоны могут занимать территорию до трети города, и их нынешнее состояние депрессивно воздействует на городскую среду. А города эти такие, что делать там дискотеку на 10 тысяч человек или музей современного искусства не надо. Город не может их использовать. И даже офисы там не нужны в таком количестве.

Получается, что старые фабрики — это ресурс с ограниченными возможностями использования, и ограничения таковы, что в малых городах с ними вообще ничего невозможно сделать. При этом они являются основой городской структуры. Ведь реальность малых городов сегодня такова, что они стремительно дезурбанизируются, жители начинают жить огородами, а город превращается в плохо построенную деревню. Фабрики — единственное, что хранит городской масштаб и плотность, что аккумулирует историческую память о городе, и это разрушается на глазах.

Идея Сергея Чобана заключалась в том, чтобы отнестись к фабрикам как к универсальному историческому ландшафту. Почему только музеи, дискотеки и офисы? Давайте подумаем, нельзя ли там сделать жилье, школы, детские сады, гостиницы, магазины, кинотеатры, поликлиники, спортивные сооружения. Представьте себе бывший цех, превращенный в бульвар, где брошенные станки играют роль городских скульптур,— это ведь довольно острое, интересное пространство. Давайте отнесемся к старым промзонам как к Кремлю, к городу в старых стенах, и посмотрим, какая среда может здесь возникнуть.

Реальность малых городов сегодня такова: жители начинают жить огородами, а город превращается в плохо построенную деревню

Такого еще никто не делал. Чтобы не витать в облаках, было решено выбрать для проекта конкретный город — Вышний Волочек. Город между Москвой и Петербургом, место пересечения трех трасс — шоссе, железной дороги и старой водной системы каналов, заброшенной в советское время. В городе четыре крупных фабричных комплекса: Прохоровские мануфактуры, завод "Красный май", мануфактуры Рябушинских и текстильная фабрика "Аэлита". Все фабрики находятся в пределах пешеходной доступности от центра города. Центр, застроенный столичной петербургской архитектурой времени классицизма и ампира, в значительной степени деградировал и частично находится в руинированном состоянии. Новых производств или инфраструктуры, связанной с обслуживанием железнодорожной и автомобильной трассы, а также водного пути, не возникло.

По предложению Чобана каждая из фабрик, а также центр города были отданы для проектирования двум московским и двум петербургским архитекторам. Сергей Скуратов приглашен для проектирования городского центра, Владимир Плоткин — мануфактуры Рябушинских, Евгений Герасимов реконструирует "Парижскую коммуну", а Никита Явейн — Прохоровские мануфактуры. Сам Чобан занимается координацией всех проектов и реконструкцией фабрики "Аэлита". Каждый из них должен предложить свои решения для каждого из комплексов на основе анализа местной ситуации и возможностей привнесения в город внешних функций.

Сегодня проект только начали реализовывать, поэтому сказать окончательно, что где будет и как это будет выглядеть, пока невозможно. Главное, что вызывает вопрос,— насколько все это реалистично. В городе сегодня 50 тысяч жителей, за последние 10 лет он потерял 20 тысяч населения. Средняя заработная плата — 80 долларов в месяц. И хотя в городе не хватает жилья, детских садов, спортивных сооружений и т. д., совершенно очевидно, что сегодняшняя экономика города не в состоянии вытянуть подобную реконструкцию. До известной степени все это воздушные замки.

Однако Сергея Чобана это мало смущает. Тут весь вопрос в том, кто определяет будущее. Сегодня в России это или бизнес, или власть, они решают, что должно быть сделано и что можно сделать. Однако в Европе принято, что архитекторы и сами выдвигают свои идеи относительно будущего развития. Архитектурный проект, если он достаточно убедителен, имеет свойство притягивать к себе людей, поскольку создает внятную перспективу. Конечно, в итоге проект воплощается не буквально, он корректируется реальными возможностями. Но чтобы что-то корректировать, надо иметь это что-то. Стоит заметить, что пока ни у бизнеса, ни у власти нет никаких идей на тему о том, что делать с русской провинцией. Архитекторы предлагают свою повестку дня.

Собственно, в России так тоже когда-то было, и русский конструктивизм 20-х годов создавал проекты нового устройства жизни не по заказу власти, а по собственной инициативе. С тех пор, правда, это ни разу не повторялось. Идея состоит в том, чтобы попробовать еще раз.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...