Впервые на сцене Большого театра поставлена опера Верди "Набукко" (1841). Над первой премьерой, не случайно оказавшейся первым спектаклем года Верди, работали и старые, и новые силы театра.
К постановке в Большом "Набукко" был принят при прежнем руководстве. Его историческая идея, как легко догадаться, не имела под собой реальных оснований. Поэтому к премьере ее пришлось как-то корректировать. Одну солистку (Людмилу Магомедову на роль Абигайль) пригласили со стороны. А далее, собрав в кучку лучшие мужские силы театра, приступили к опере со знанием дела. Во всяком случае, по программке видно, что все вроде на своем месте: Марк Эрмлер дирижирует, Сергей Бархин декорирует, Татьяна Бархина придумывает костюмы.
Наблюдаешь даже прогресс. Например, радуешься за недавнего дебютанта, постановщика "Русалки" Михаила Кислярова, который работает теперь в театре на полную катушку, хоть по образованию и балетмейстер. Отличный бас Аскар Абдразаков поет ответственную партию Захарии. Все нормально. К программке теперь можно купить подробный буклет (правда, с ошибкой в начале: все же у Верди не 25, а 26 опер), а над сценой увидеть новое электронное табло, где, временами путаясь, но все-таки регулярно появляется строка с русским текстом.
Конечно, удивляет сам прецедент "Набукко" (или "Навуходоносор") в Большом. Эта огромная и сверхуспешная опера Верди, сочиненная в драматических обстоятельствах (только что 28-летний композитор похоронил двоих детей и любимую жену), всего один раз была поставлена на русской сцене в Мариинке — в 1851 году. Сюжет (из "Четвертой Книги Царств") рассказывает о покорении Иудеи ассиро-вавилонским царем Навуходоносором и о религиозном конфликте двух народов. Музыка — не только об этом. Биографы ищут в ней параллели с борьбой за независимость Италии. Меломаны — фантастические впечатления, которые, по преданию, умели дарить вердиевские современники и современницы. В частности, легендарная прима "Ла Скалы" Джузеппина Стреппонни, для которой и сочинялась партия Абигайль.
Надо сказать, что московская Абигайль — Людмила Магомедова — показала себя вполне достойной исполнительницей этой сложной сопрановой партии. Почти идеально она звучала в дуэте с Набукко (Владимир Редькин) из третьего акта, менее гладко — в первом и заключительном выходах. Как бы то ни было, в Москве (и даже в Питере) сейчас нет второй певицы, способной, как Магомедова, осмысленно справляться с колоссальными трудностями силового вокала, при этом не рисуясь перед публикой и не предаваясь соблазну завышенной самооценки.
На фоне главной (заметьте, отрицательной) героини мужчины бледнеют. Положительные деяния иудейского принца Измаила обесценил вибрирующий тенор Виталия Таращенко. В простуженном басе благородного Захарии (Аскар Абдразаков), наверное, повинен московский климат. А вот в заметных расхождениях между хором и оркестром (а также внутри оркестра, причем прямо на увертюре) вполне конкретно был повинен уже не климат, а дирижер.
Чтобы не ругать оркестр, расскажу лучше о бархинской "картинке". "Картинка" двойная. На переднем плане катаются две белые стенки с вырезанными в них буквами иудейских пророчеств (напоминает знаменитый "Шашлык" Церетели на Тушинской площади). А на заднике — графическая конструкция Вавилонской башни и какие-то леса, по которым вверх-вниз топают пленные иудеи, все время сбивая оркестрово-хоровой ритм. Но музыкальная деструкция, надо сказать, находчиво компенсирована костюмами — белые иудейские хламиды против черных космических трико вавилонян (явно из сериала "Вавилон-5") и фундаменталистскими парадами массовки.
Ать-два. И миманс уступает место хору. Три-четыре. И незаконная дочь свергает отца с трона. Звучит хор пленных иудеев. Звучит хор воспрявших иудеев и примкнувшего к ним Набукко. Вавилонская башня рушится вместе с надеждами публики. Шли на оперу, а увидели перспективный план работы Большого театра, где теперь сплошной Вавилон. Дирижируют консервативно, декорируют символично, а ставят авангардно.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ