Одна маленькая девочка на вопрос, кем она хочет быть, когда вырастет, отвечала: "Тетенькой". Но, оказывается, это не так просто. Можно стать космонавтом, домохозяйкой, теперь — бизнес-вумен или телохранительницей. Наконец, министром — тогда тебя, как Валентину Матвиенко, даже могут назвать женщиной года.
Настоящих же тетенек, то есть женщин par exellence, по преимуществу, хоть и признавая их исключительность, люди обычно не жалуют. Яркой представительницей данного редкого вида была Лиля Юрьевна Брик.
Кроме того что Лиля Брик (1891-1977) — реальное историческое лицо, возлюбленная Маяковского, жена филолога Осипа Брика, а потом военачальника Виталия Примакова и маяковеда Василия Катаняна, она еще и эстетическое явление. Поэтому и ее жизнь, словно художественное произведение, постоянно подвергалась разнообразным трактовкам. Ее все время пытались как-то ограничить, урезать, осудить либо с этических позиций (за "недостойную" жизнь втроем), либо с политических (за так окончательно и не доказанное сотрудничество Бриков с ЧК). Ретушировали ее изображение на фотографиях Маяковского. Через запрет усиливался интерес. В последнее время появляются все новые книги о ней — Василия Катаняна-младшего, Аркадия Ваксберга.
В новом издании говорит она сама. Это переписка Лили Брик с ее сестрой Эльзой, женой Луи Арагона. Еще раньше, чем русский вариант "Переписки", в свет вышел ее французский перевод, гораздо более полный. Получилось, что опять урезали. Тем более что составитель, Василий Катанян, этой семье отнюдь не чужой. Теперь, после его смерти, такая цензура кажется немного смешной. Таким образом, мы опять проигрываем французам: сначала "сдали" им нашу Эльзу, ставшей прогрессивной французской писательницей по фамилии Triolet, а теперь уступили первенство в области текстологии. Парижское издание включает переводы всех писем русских сестер. В московском издании редакторские купюры зачастую оказывают героиням медвежью услугу.
Вот, например, 1968 год. В "Огоньке" появляется провокационная статья, якобы защищающая нашего русского Маяковского от "зловредных" влияний семейства Бриков. Лиля Юрьевна посылает вырезку сестре, лишь в конце письма среди описаний погоды добавляя: "При сем — бандитская статья..." Дальше российские издатели ставят ломаные скобки с многоточиями, совершенно зря заставляя работать фантазию читателя. Путем обратного перевода восстанавливаем текст по французскому изданию: "При сем — бандитская статья и пять банок икры. Ура! (я говорю об икре)". Всего-то.
Понятное дело, что в советские годы переписка, да еще международная, не могла содержать никаких особых секретов, откровенностей и политических суждений. В предисловии Леона Робеля (Leon Robel) это специально объясняется привыкшему к свободе слова западному читателю. А мы и сами о том догадываемся.
Для тех, кого интересует судьба знаменитых сестер и людей, к ним льнувших, новая книга законно встанет в ряд с уже вышедшими изданиями. Гораздо лучше внимать самим участникам событий, чем очередному комментарию Ваксберга. Тут и о жизни в Москве и в Париже, о семейных событиях, об изданиях и переводах Маяковского, Триоле и Арагона, о бытовых сложностях и литературных успехах, о встречах и обмене знакомыми: с подачи Брик и Катаняна Триоле и Арагон ввели в мировой контекст немало наших поэтических звезд 60-х годов. По этой линии проходили и Вознесенский, и Слуцкий, и Соснора. Примечателен внушительный перечень упоминаемых персонажей: Бурлюк и Эренбург, Шкловский и Пикассо, Шагал и Параджанов... Невольно осознаешь, что культурные контакты тогда, как и теперь, осуществлялись и поддерживались не только министрами и вице-премьерами, но прежде всего — конкретными тетеньками со всеми их человеческими вкусовыми пристрастиями.
Заботливые издатели, видимо, желая улучшить образ Лили Брик, безжалостно сокращают некоторые довольно любопытные свидетельства конца 20-х годов. А мы вновь с французской помощью худо-бедно попробуем заполнить еще одну издательскую лакуну: "Элик, прошу тебя, напиши мне об этой женщине, от которой Володя без ума и которую он собирается увезти в Москву; он ей написал стихи (!!), а она, прожив столько лет в Париже, падает в обморок, услышав слово "дерьмо"!? ...Я не очень верю в невинность этой парижской русской модистки. Никому не говори, что я тебя об этом просила, и напиши все в подробностях. Письма, получаемые мной, никто не читает". Речь, надо полагать, идет о Татьяне Яковлевой, стихотворное послание к которой вошло в советскую поэтическую классику. Как видим, любящая женщина всегда немножко шпионка, жаждущая доподлинно разведать, где, чем и с кем занимается ее "объект". В общем, их французские petite Elsa, petite Lili по сравнению с нашими русскими Эликом и Лиличкой слегка стервознее, чаще ругаются грубыми словами и упоминают слово "СССР".
Внешний сюжет переписки составляют дела житейские: деньги, которые кочуют то из СССР во Францию, то наоборот, посылаемые друг другу чулки, духи и бусы. Обе сестры отлично разбирались в модах, обладали незаурядным вкусом и прямо-таки нюхом на всяческие "первоклассные товары". Но именно из этого, как говорится, и сделаны женщины, требующие от жизни и от своих спутников немало, но зато способные излучать ничем не заменимую витальную энергию. Уж на что, скажем, разные дамы — эгоистичная любительница роскоши Лиля Брик и аскетичная интеллектуалка Надежда Яковлевна Мандельштам, а воздействие их на окружающих по сути сходно. Только естественность позволяет им совершить "великий шаг" и стать настоящей тетенькой.
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА
Лиля Брик — Эльза Триоле. Неизданная переписка (1921-1970). Сост., вступ. ст. В. В. Катаняна. М.: Эллис Лак, 2000
Lili Brik — Elsa Triolet. Correspondance. Traduit du Russe sous la direction de Leon Robel. Paris: Gallimard, 2000