Яша упал с качелей. Я этого сам не видел, оно и к лучшему. Я был зол, расстроен и озадачен даже пересказом и, пока он ехал с дачи домой, представлял себе рваные раны, сотрясения, последующие неврозы, отставание в развитии и прочую соответствующую жуть. Одновременно во мне звучал обычный отцовский набор саркастических максим, которые я помнил со времен своего южного детства: "Дети прочные", "Не сахарный, не растает", "Тяжело в учении, легко спою".
Он там не учился, а качался, сказала Хана тоном человека, способного пошутить, но сейчас не считающего возможным. Именно так, в ее представлении, должна вести себя заботливая сестра, которой страшно повезло, что брат упал с качелей без ее помощи.
Вообще-то они редко дерутся. Чаще возятся: "Давай ты на меня набросишься, Хана? А я на тебя накинусь!" После чего возможны некоторые потери. Но сильно они дерутся редко. Только от ревности. От обиды. Из зависти. От усталости. От скуки. И еще иногда, но это практически не считается.
Обычно Хане потом достается больше, потому что — ну ты же старше, ему всего лишь два (три, теперь — четыре) года, но в этот раз она оставалась дома и, при всем моем раздражении, виноватою не была. А Яша тем временем появился, хриплый и красный, как рок-певец, и со лба у него по краям стекало и даже уже кое-где засохло, и мы поехали с ним к врачу, потому что поход Якова даже к логопеду требует сильной мужской руки, а к травматологу — двух.
Травматолог, видимо, видел и не такое и прежде всего начал успокаивать родителей, как в самолете, где сначала нужно надеть кислородную маску на себя, потом — на ребенка. Сотрясение едва ли, но можно проверить, если качели не лаяли, то не нужно уколов от бешенства и столбняка, надо просто немного промыть и зашить, а шрама потом не останется вовсе, прямо психиатр, а не хирург.
Жалко, Яков врача не слышал. Он кричал. Ребенок, который с достоинством переносит мелкую боль, расстройства, подзатыльники от сестры, аллергию на собак, перелеты и пересадки, с которым вообще никаких проблем, кроме того, что он не любит спать, не ест мяса и не учится читать, орал так, что за окном останавливались таксисты. Его не утешали коммунальные игрушки в холле операционной, мобильный телефон с играми и песня на стихи Николая Кооля, которую я таки попытался ему напеть.
Но нет. Крик и плач перешли в ту фазу, в которой нет ничего членораздельного, когда плачут не глаза, рот, легкие, лицо, а весь город сотрясается в конвульсиях и гудит, и невозможно найти место, где нет боли и горя, и поэтому невозможно остановиться.
Но сильно они дерутся редко. Только от ревности. От обиды. Из зависти. От усталости. От скуки. И еще иногда, но это практически не считается
Врач надел на себя перчатки, а на меня бирюзовый халат и разложил какие-то инструменты, отчего Яше стало еще страшней, и, когда я положил его на кровать, он на секунду обрел реальность и сказал фразу из тех, что дети тут же забывают, а родители запоминают навсегда: "Почему все плохие? Позовите хороших!"
Услышав такое, травматолог вооружился и, пока хорошие не явились, скомандовал нам: "Пора!" Операция началась. Чтобы шов не разошелся, надо сшить крепко и аккуратно, и, хотя я думал, что иголку с ниткой при этом больше не используют, я ошибался. Чтобы сшить аккуратно, надо, чтобы пациент был неподвижен, а если он не согласен, надо его держать.
Мы держали его с медсестрой Надеждой, дородной стахановкой лет двадцати пяти, всем весом навалившись на ребенка, зажав его голову подсмотренным приемом дзюдо, пока травматолог протыкал края ранки, сводил их вместе и при этом подчеркнуто не спешил. И только когда в Яше кончились сначала крик, потом хрип, потом все движения, врач каким-то шулерским финтом завязал на ребенке узел и пошел заполнять полагающиеся формуляры. Я осторожно ослабил хватку и обнаружил, что зажимаю мальчику рот, и тут вся моя усталость и злость, и даже звон в ушах, который, казалось, поселился там навсегда, рассеялись, и остались только жалость и вина, я взял Якова на руки и понес к машине, обещая по дороге купить мороженого и прикладывать его ко лбу, а когда оно от этого растает немножко, его можно будет съесть, потому что не хватало еще простудиться, пристегивайся давай.
Есть много сказок и притч про чудесное избавление, в которых действие происходит вокруг заболевшего мальчика. Например, такая. Когда мальчик тяжело заболел, мудрецы собрали всех жителей деревни и повели в лес. Они шли долго, пока не нашли специальное дерево, вокруг которого они встали в круг, прочитали особую молитву, и мальчик выздоровел. Прошли годы. Новый мальчик заболел в той же деревне, а новые старики не знали особого дерева, они просто повели жителей деревни в лес, прочитали обычную молитву, и мальчик выздоровел. Теперь, если в этой деревне заболевает ребенок, никто не знает, где это дерево, где этот лес и какая была молитва, они просто рассказывают друг другу эту историю, и ребенок выздоравливает.
— Без мороженого? — Без! — Это ты смешно пошутил, папа.