Семьдесят лет назад, 1 июня 1926 года, родилась Норма Джин Бейкер Мортенсон. 5 августа 1962 года она умерла — как полагают, она покончила с собой, приняв большую дозу нембутала. Между этими двумя событиями она сменила имя на Мэрилин Монро, сказочно разбогатела и стала символом американской культуры.
Типичная история жизни Мэрилин основана на двух популярных мифологемах: о трубочисте, ставшем президентом, и о трагически-головокружительной судьбе звезды. Отец погиб, когда ей было три года, мать угодила в психушку, девочка болталась по чужим семьям, по приютам, в шестнадцать лет вышла замуж, начала мечтать о славе, долго довольствовалась дешевыми жанрами, потом встретилась со своей удачей, стремительно взлетела под небеса и погибла.
Своим псевдонимом Норма Джин Бейкер обязана президенту США Джеймсу Монро (1817-1825). (В истории политики есть термин "доктрина Монро": этот документ представлял Америку как равновеликую Европе геополитическую величину, на власть над которой не может претендовать никакой Священный Союз.)
Принято считать, что все мужчины Америки вожделели ее тело и совершенно не интересовались ее душой. А сама она всю жизнь мечтала сыграть Грушеньку из "Братьев Карамазовых", но так и не дождалась этой (подразумевается — спасительной) роли.
Однако до тошноты ясного голливудского сюжета едва ли оказалось бы достаточно, чтобы Мэрилин оказалась одним из самых ярких мифов культуры уходящего века.
Что касается Достоевского в частности и трагической сексуальности вообще, то многочисленные замужества Монро (в том числе и брак с драматургом Артуром Миллером) и не менее многочисленные слухи о ее романах с политиками и прочими большими людьми, вовсе не аргумент в пользу борцов с сексизмом. Сохранившиеся фотопробы позволяют предположить, что в героинях русского романиста Монро привлекало скорее метафизическое распутство, нежели чистая растоптанная душа. Монро не была беззащитным объектом желаний, она была автором самой ситуации желания, она жаждала, чтобы ее желали. Скачок, сделанный западной культурой в конце пятидесятых — начале шестидесятых (от простого удовлетворения желаний к производству новых и новых желаний), был оправдан Монро. Она могла быть рабыней, могла долгие годы ждать, как ждала Миллера, могла униженно делать своим возлюбленным безнадежные дорогие подарки, но все это было ее собственной игрой. Мэрилин врала, что в восемь лет была изнасилована стариком: дескать, меня и тогда желали, меня и такие желают.
Среди ее фильмов нет ни одного шедевра ("Некоторые любят погорячее" — лучший) да и самих фильмов не так уж много. Она пришла в кино, уже будучи звездой завлекательных открыток, девушкой с соблазнительной картинки. Когда ее уже в солидном двадцатипятилетнем возрасте наконец начал признавать Голливуд, всплыл на рынке почти порнографический календарь, на который чуть не голодающая тогда Монро снялась всего за пятьдесят долларов. Умные продюсеры сделали ставку на то, что восходящая звезда совсем еще недавно торговала обнаженной натурой.
Самый жанрово безусловный успех Монро — картинки и календари для американских солдат (второй мировой и войны в Корее). Сотни тысяч картинок — соблазнительная блондинка (кстати, ненатуральная) с кондитерским бюстом на стенах казарм и под подушками парней — но все равно не они владели ею, а она владела их желанием. Делая это, впрочем, совершенно необидно: искренне, открыто, не с холодным цинизмом профессионалки, а тоже испытывая сексуальное влечение. С некоторым даже, пожалуй, и материнским чувством пославшей сына на войну великой страны.
Мэрилин предпочитала прохладным целлулоидным грезам более непосредственно-телесные формы отпечатывания следов на поверхности мира и на душах своих поклонников. Она была безумно счастлива, когда ей позволили оставить отпечаток ладони на стене славы в одном из американских музеев. Незадолго до смерти ее посетила странная дурь: она одного за другим звала фотографов, чтобы те фотографировали ее обнаженной — в огромных количествах.
Может быть, конфликт между механической и непосредственной репрезентацией телесности и оказался главным сюжетом этой знаменитой судьбы. Фото, конечно, "непосредственней" кинофильма, потому следует предпочесть фото. Есть, конечно, контакты еще более непосредственного вида, но воплощение желания не может достаться конкретному парню. Оно должно принадлежать всем, отпечататься в истории.
В вечер гибели она звонила по многим телефонам, говорила разным людям, что собирается уйти из жизни, и просила приехать. Лично никто приехать не смог — могли лишь выразить свое отношение к происходящему. Ей предложили довольствоваться искомой коммунальной телесностью, следами телефонных голосов. Орудием суицида, конечно, стали таблетки: инструмент плавного расставания желаний с телом.
Американское кино любит представлять американцев природными чувственными людьми, сохранившими весь задор молодой нации. Способы репрезентации этой природности, однако, становятся год от года все более технологичными. Когда-то на пороге виртуальности предпочла погибнуть великая Мэрилин Монро.
ВЯЧЕСЛАВ Ъ-КУРИЦЫН