Первый официальный отклик на новую российскую курсовую политику поступил, как и следовало ожидать, из Минска. При этом он принципиально отличается от того, что говорили в Белоруссии и других странах СНГ по поводу введения в России валютного коридора. Тогда, год назад, был чуть ли не взрыв негодования — мол, с нами даже не посоветовались! Теперь, несмотря на то что Москва вела предварительные консультации с Вашингтоном, а никак не с Минском, национальный банк Белоруссии не чувствует себя ущемленным и вполне готов взять под козырек. Почему?
На этот вопрос можно ответить так: положение Александра Лукашенко в Белоруссии после учреждения российско-белорусского союза таково, что все, что хорошо для Бориса Ельцина, хорошо и для белорусского президента. Это будет правдой, но не всей.
У сговорчивости Минска есть и вполне определенная экономическая подоплека. Российский курсовой коридор, в котором доллар томился целый год, был самым ярким проявлением антиинфляционной кредитно-денежной политики. А жесткая финансовая политика для Белоруссии, как и для большинства ближайших соседей России, малоприемлема. Конечно, Александр Лукашенко был бы не прочь примерить лавры авторитарного политического лидера вроде Аугусто Пиночета, только вот беда: как экономист генерал оказался на голову выше бывшего председателя колхоза.
А вот в том, что Москва на второе полугодие 1996 года установила для рубля пусть четко расписанный, но все же наклонный коридор, в котором учтена и внутренняя инфляция, Минск вполне мог усмотреть признак долгожданного прощания с приоритетным подавлением инфляции. А раз так, то задача сближения финансовых политик, проводимых в странах-сообщницах, уже не кажется неразрешимой. Правда, в том, что с ней справится белорусская экономика, не прошедшая радикального лечения по монетаристским рецептам, полной уверенности нет. Хотя, с другой стороны, без унификации финансовой политики и прежде всего сближения темпов инфляции и размеров бюджетного дефицита союз Москвы и Минска не продвинется дальше политических деклараций. Во всяком случае, в Минске рассчитывают на установление в перспективе твердого соотношения между белорусским и российским рублями. Если в течение длительного времени оно будет выдерживаться, то, как заявил замдиректора департамента валютно-экономического регулирования национального банка Белоруссии Николай Лузгин, "это станет главной предпосылкой для возможного введения единой валюты". Как известно, утвержденный двусторонними соглашениями график сближения белорусской и российской экономик предусматривает введение единой валюты (которой, скорее всего, станет российский рубль) уже в будущем году.
Есть и еще один экономический аспект новой российской курсовой политики, который не может не радовать Минск. В России снижение курса рубля пошло быстрее, а это должно активизировать российских экспортеров. До сих пор белорусские потребители российской продукции (прежде всего энергоносителей) сталкивались с двойным барьером — собственной узкой платежной базой и вынужденной переориентацией значительной части российских экспортеров на внутренний рынок, вызванной, в частности, курсовыми проигрышами, а теперь появились признаки, что хотя бы один из этих барьеров станет поменьше. Что же касается белорусских долгов России, то в Минске уже научились добиваться их списания.
ГРИГОРИЙ Ъ-СЕЛЯНИНОВ