Деньги в обмен на свободу

На прошлой неделе Кремль выступил с очередными инициативами по гуманизации уголовной политики. Как полагает обозреватель "Власти" Дмитрий Камышев, предложения, конечно, способны несколько нарушить стройное функционирование системы по отъему бизнеса и денег у предпринимателей. Но система быстро справится и с этим.

1 марта Дмитрий Медведев внес в Госдуму пакет поправок к Уголовному (УК) и Уголовно-процессуальному кодексам (УПК), направленных на дальнейшую "гуманизацию уголовной политики государства" вообще и уголовного преследования за экономические преступления в частности. Большинство предложенных президентом мер тремя днями ранее обсуждались на его встрече с "представителями предпринимательского сообщества" и были этим сообществом горячо поддержаны.

Новые инициативы действительно выглядят впечатляюще. Помимо повышения в шесть раз минимальных сумм крупного и особо крупного ущерба от экономических преступлений глава государства предложил убрать из статей о незаконном предпринимательстве и незаконной банковской деятельности упоминание о "нарушении лицензионных требований и условий", которое в силу неопределенности этой формулировки "приводит к расширительному толкованию и открывает возможности для злоупотреблений". Понятно, что речь здесь идет о злоупотреблениях не самих предпринимателей и банкиров, а тех, кто заводит на них уголовные дела ради повышения отчетных показателей либо получения прямой материальной выгоды.

В документе также содержится новая редакция ст. 174.1 УК ("Легализация денежных средств, приобретенных лицом в результате совершения им преступления"), которая, по мнению Кремля, "применяется неоправданно широко". Верхняя планка штрафа за это преступление снижена с 500 тыс. до 300 тыс. руб., а максимальный срок лишения свободы (за действия в составе организованной группы) — с 15 до 10 лет. Кроме того, в статью введен новый квалифицирующий признак, подчеркивающий умышленный характер действий нарушителя,— "придание правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом". В его отсутствие, по мнению Кремля, статья о легализации нередко инкриминировалась, например, лицу, обвиняемому в незаконном предпринимательстве, в случае совершения им любой покупки.

Кстати, эта поправка, похоже, была внесена в проект именно по итогам встречи с предпринимателями, на которой они особенно яростно критиковали практику совмещения легкой статьи о незаконном предпринимательстве (до пяти лет лишения свободы) с тяжелой статьей о легализации преступных доходов. А дополнительным бонусом для бизнесменов стало предложение об ужесточении наказания за воспрепятствование законной предпринимательской деятельности (штраф до 500 тыс. руб. вместо прежних 200 тыс. или лишение свободы на срок до трех лет вместо двух).

Но самой революционной президентской инициативой следует, конечно, считать поправку к ст. 108 УПК, согласно которой мера пресечения в виде заключения под стражу не может применяться к подозреваемым и обвиняемым более чем в 30 экономических преступлениях (см. справку). Причем к числу запретных отнесены и такие хлебные для правоохранителей статьи, как "Мошенничество", "Присвоение или растрата", "Незаконное предпринимательство", "Уклонение от таможенных платежей" и все та же "Легализация денежных средств". Одновременно конкретизирована статья, посвященная залогу: по уголовным делам о преступлениях небольшой и средней тяжести он не может быть меньше 100 тыс. руб., по тяжким и особо тяжким — не меньше 500 тыс. руб.

Правда, первыми за введение запрета на арест подозреваемых в экономических преступлениях выступили единороссы во главе со спикером Госдумы Борисом Грызловым, которые внесли свой законопроект еще 11 февраля. Но они все же оказались скромнее президента, поскольку исключили из этого списка большинство деяний, совершаемых организованной группой (за которые положены максимальные сроки), и не стали распространять этот мораторий на статьи о мошенничестве и присвоении чужого имущества, по которым, судя по статистике, силовики демонстрируют наилучшие показатели (см. таблицу).

Если со значимостью новых поправок все более или менее ясно, то в оценке их мотивов возможны варианты.

С одной стороны, нынешняя инициатива далеко не первый шаг Кремля по облегчению административного и силового нажима на бизнесменов. Помимо давнего призыва Дмитрия Медведева "не кошмарить" бизнес тут можно вспомнить и более поздние начинания властей. В их числе введение не связанных с лишением свободы видов ответственности за нетяжкие преступления, снижение числа проверок малого и среднего бизнеса, вступивший в силу с 1 января запрет на заключение под стражу обвиняемых в налоговых преступлениях (он был введен вскоре после гибели в СИЗО юриста Сергея Магнитского, обвинявшегося как раз в неуплате налогов) и освобождение от уголовной ответственности лиц, добровольно заплативших впервые выявленные налоговые недоимки.

Поэтому есть все основания полагать, что эти меры отражают новую генеральную линию Кремля на отказ от традиционного для путинской эпохи алгоритма общения власти с бизнесом не по закону, а по понятиям. На эту мысль наводят и некоторые весьма смелые высказывания Дмитрия Медведева на той же встрече с предпринимателями, вроде бы явно противоречащие интересам кремлевских силовиков,— скажем, о необходимости "хотя бы частично заблокировать возможность для коррумпированных сотрудников правоохранительных органов использовать посадки в тюрьму в рейдерских целях" или об использовании статьи о легализации в качестве "палки, которой как стукнут — потом уже просто человек обратно не выйдет".

Нельзя не заметить, что эти намерения президента противоречат тенденции последних лет на применение все более цивилизованных способов отъема денег у населения. Ведь если в 1990-х годах для этого использовались грубые методы вроде физического устранения конкурентов, то в конце нулевых переделом собственности чаще всего занимаются суды, а "посадки" выступают лишь вспомогательным средством. И запрет на законный арест бизнесменов фактически возвращает Россию на 15 лет назад, когда едва ли не единственным способом устранения конкурентов была пуля в затылок.

С другой стороны, предположение, что Кремль в начале 2000-х годов осознанно стремился распространить вширь и вглубь методы силового воздействия на бизнес, тоже выглядит, мягко говоря, небесспорно. Сомневаться в том, что именно этой тактикой власти пользовались в общении с крупным бизнесом, конечно, не приходится, достаточно вспомнить дела по равноудалению олигархов. Но это вряд ли предполагало внедрение той же практики на всех уровнях вплоть до отдельных шашлычных, хотя бы потому, что в условиях вертикали власти низы должны быть полностью зависимы от верхов, а перераспределение собственности в пользу местных чиновников такой зависимости никак не способствует. Поэтому идею о том, что, по выражению Медведева, "этот беспредел пора завершать", вполне вероятно, разделяют и члены правящего тандема, и их соратники.

Разумеется, все это не исключает определенной конкуренции между двумя командами (но не между их лидерами) по ряду тактических вопросов. Ее отражением, в частности, можно считать и упомянутую войну поправок: курируемые путинцами единороссы хотели первыми застолбить перспективную тему, но медведевцы, которые могли бы ограничиться поправками к уже внесенному законопроекту, решили, что столь важная инициатива непременно должна исходить от президента. Путинцы против этого возражать не стали, по крайней мере, если судить по заявлениям думских единороссов, безропотно пообещавших отозвать свой проект после внесения президентского документа.

Впрочем, единство взглядов тандема на проблему "посадок" бизнесменов вовсе не гарантирует единообразного решения вопроса о судьбе тех, кого коснутся нынешние поправки.

После вступления в силу президентского закона всем лицам, заключенным под стражу по экономическим статьям, должна быть изменена мера пресечения, а приговоры уже осужденных по статье о легализации денежных средств должны быть пересмотрены в сторону смягчения. Однако среди тех, кого затронут эти послабления, по идее должны оказаться Михаил Ходорковский и Платон Лебедев. Ведь второе дело ЮКОСа целиком основано на статьях УК, подпадающих под медведевскую "полуамнистию" (о присвоении чужого имущества и легализации преступно нажитых средств), да и первый приговор тоже должен быть смягчен: ст. 54 Конституции РФ требует применения нового закона, если "после совершения правонарушения ответственность за него смягчена".

Но поскольку поверить в облегчение участи фигурантов дела ЮКОСа решительно невозможно, куда проще предположить, что смягчение ответственности за экономпреступления в полном соответствии с прежними обычаями будет происходить выборочно — в зависимости от значимости этих дел для федеральной власти. А значит, воспользоваться плодами нынешней либерализации смогут лишь бизнесмены, проблемы которых созданы усилиями местных, а не центральных властей.

Вместе с тем на способность Кремля при необходимости "замочить в сортире" нелояльных предпринимателей новые поправки никак не повлияют: в УК остается достаточно статей, по которым можно посадить бизнесмена, невзирая на все последние либеральные новации. По той же причине этот законопроект не должен особо расстроить и оборотней в погонах. Ведь и после его вступления в силу у них останется возможность выбивать из богачей неплохую прибавку к пенсии, сажая их в СИЗО по обвинению в таких легко организуемых преступлениях, как незаконное хранение оружия и боеприпасов (до 4 лет лишения свободы), нарушение авторских прав (до 6 лет) или незаконное хранение наркотиков (в крупном размере — до 10 лет).

А при определенном везении (как, например, в случае с бывшим владельцем "Евросети" Евгением Чичваркиным) правоохранители могут замахнуться и на большее, предъявив обвинение в незаконном лишении свободы (до 8 лет), вымогательстве (до 15) или даже похищении человека (до 20 лет). И сидеть (или платить) по этим статьям предпринимателям придется невзирая на самые либеральные инициативы действующего президента.