Мальчику почти два года, а он все еще не говорит. Он глухой от рождения. Даже со слуховыми аппаратами мальчик предпочитает не ориентироваться на слух и больше доверяет жестам. Теоретически восстанавливающую слух кохлеарную имплантацию государство обещает бесплатно всем глухим детям. Практически очередь бесконечно длинна, и неумолимо уходит время, отпущенное ребенку на то, чтобы научиться говорить.
"Сорока-ворона кашку варила..." Мы сидим с Димой на полу, и он рассказывает мне про сороку-ворону жестами. Гладит себя указательным пальцем по ладошке, вот и получается, что сорока-ворона варила кашку.
"Деток кормила..." В совершенном безмолвии мальчик цепляет с ладошки невидимую кашу пальцем и отправляет себе в рот. А потом принимается загибать пальцы, не издавая ни звука: "Первому дала, второму дала, третьему дала..." Это я пока что еще понимаю. И я понимаю также, когда мальчик машет руками: "Полетели, полетели..." И когда хватается руками за голову: "На головку сели..." Я просто знаю эту детскую прибаутку и потому понимаю, что рассказывает мне Дима.
Но дальше начинается терра инкогнита. Мальчик тычет мне пальцем в грудь. На его языке жестов это что-то вроде обращения "Эй, ты". А потом манит меня пальцем, и это значит "пойдем". Мы идем на кухню. По дороге он берет меня за руку.
На стене в кухне Димин отец-рукодельник наклеил веселые обои с мультичными медведями, свинками и зайцами. Подведя меня к ним, Дима принимается рассказывать про мультичных зверей увлекательную историю. История смешная, судя по тому, что Дима смеется, только я не понимаю мальчика. Он оттопыривает локти, надувает щеки, потешно покачивается, изображая медвежью походку...
— Да, мой хороший, медведь. Что медведь? — я не понимаю.
Дима смеется, медведь, стало быть, делает нечто веселое, только я не понимаю, что именно, и грустно усмехаюсь в ответ, просто потому, что забавно глядеть на Димины ужимки.
Мальчик расплющивает пальцем кончик носа. Я догадываюсь, что так на его языке жестов изображается свинка. А если приставить ладошки к затылку и пошевелить ладошками, то получится заяц. Медведь, свинка и заяц находятся в каких-то отношениях друг с другом, что-то придумывают, куда-то идут, во что-то играют. Только я ничего не могу понять из Диминых безмолвных объяснений, беру мальчика на руки и говорю в самый слуховой аппарат:
— Как же тебя понять-то, мой хороший?
Мальчик вырывается, подбегает к мусорному ведру и делает рукой энергичный жест, как будто выбрасывает что-то. Тычет пальцем в лицо мне присевшему рядом на корточки, а потом выбрасывает нечто в мусор. Снова тычет в лицо и снова выбрасывает.
— Как же тебя понять-то?
Мальчик касается моих губ, делает такое движение, как будто хочет губы с лица снять и как будто губы собирается выкинуть в мусорное ведро.
И тут до меня доходит, что нужно выбросить в мусор. Выбросить следует печальное выражение лица. Глухому мальчику совершенно не нужно видеть сочувствие на моем лице. Ему нужно, чтобы я играл с ним и веселился.
И еще ему нужны кохлеарные импланты.
Я делаю усилие, чтобы улыбнуться, и, увидев на моем лице улыбку, Дима кивает — "да!".
И потом мы играем. Мы играем в свинку, медведя и зайца, которые бог знает чем занимаются, но занимаются весело. Мы играем в машинки, которые едут куда-то, безотносительно свинки, медведя и зайца. Мы играем в разговор по мобильному телефону, для чего Дима подносит телефон к неслышащему уху и беззвучно раскрывает рот, изображая речь, про которую мальчик не знает, что это такое.
И мы танцуем. Вместо музыки Димины родители отбивают руками ритм по полу, утверждая, что все равно мальчик скорее воспринимает вибрацию пола, нежели звуки музыки. Мы танцуем молча.
Димины родители говорят, что звуки их сын издает, только когда расстроен. Он умеет громко плакать. Он умеет криком звать на помощь. Он умеет протестовать нечленораздельно, если за обедом маме почему-то взбредет в голову, что не следует давать Диме второй кусок торта. Представить себе, что звук может быть использован для выражения каких-либо эмоций, кроме негативных, мальчик пока неспособен.
Скорее всего, он вообще пока не очень-то понимает, что такое звук и чем звук отличается от безмолвия. Во всякую свободную минуту Димины родители дуют вместе с Димой на ватку. Это такая педагогическая игра. Ватка улетает, мальчик веселится, но если дуть получается со звуком, то Диму хвалят и гладят по голове.
Когда я уезжаю, Дима провожает меня в коридоре и говорит: "А-а-а-а-а!" — в том смысле, что ему не хочется меня отпускать. И машет мне рукой в смысле "Пока".
Пока он не говорит и не слышит. Но когда ему сделают кохлеарную имплантацию, он сможет сказать мне:
— Побудь еще. С тобой весело.