— Вам не знакомо произведение русского писателя Михаила Булгакова "Собачье сердце"?
— Нет. (Следует объяснение вопроса.) Нет, я не знаю. Но Хайнер, возможно, знал <...> Он никогда во время репетиции не говорил прямо то, о чем думал.
— В чем была особенность его режиссерской манеры?
— Он ведь сам был автором, драматургом. Он до известной степени был дилетантом, но сумел обратить это в огромное свое достоинство. Мы работали в очень открытой обстановке. Он не отгораживался от окружающего мира. И даже на те помехи, которые приходили со стороны, откликался с благодарностью и обращал их во благо работе. А большинство режиссеров, с которыми я работал, стремились себя изолировать от реальной жизни. Им нужно было полное спокойствие. А Мюллер открывал двери... Его интересовали даже актерские провалы. Даже неспособность актера что-то сделать он превращал в своеобразный материал.
— Чем для вас был Berliner Ensemble и эстетика Брехта до того, как вы переступили порог этого театра?
— Я вырос в Западной Германии. Пьесы Брехта и его письма входили в школьную программу. Учителя просто мучили нас Брехтом. Поэтому у меня было какое-то двойственное отношение к нему. Когда мы с классом ездили в Берлин, то в программу обязательно включали посещение Berliner Ensemble. Меня же в то время интересовал не театр, а совсем другие вещи. Но когда я впервые попал в этот театр как актер, я понял, что здесь мне можно и интересно работать.
— Насколько актуально политическое содержание спектакля для сегодняшней Германии?
— Конечно, в том, чтобы показать конкретного Гитлера как исторического персонажа смешным и гротесковым, сейчас уже никакой актуальности нет. А вот показать связь между криминальными структурами и политикой — современная задача. Вообще, мы сознательно работали только на поверхности истории и не стремились в глубину. Меня очень интересовали всякие шутки и анекдоты про Гитлера, которые сохранились в памяти людей. А как частное лицо Адольф Гитлер ничего интересного из себя не представлял <...>
— Есть ли у вас планы сотрудничества с Россией?
— Да. Через два года Брехту исполнится сто лет. В этот же год будет столетие МХАТа. Мы хотим, чтобы наш режиссер поставил пьесу Брехта во МХАТе, а московский режиссер — одну из чеховских пьес в Berliner Ensemble.