Большой театр и музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко будто сговорились. А на самом деле, напротив — забыли условиться. Поставит "Богему" Верди театр Станиславского — неделю спустя то же название красуется на афишах Большого. Выпустит Большой театр "Укрощение строптивой" — через три дня эхом откликнется дружественная сцена театра Станиславского. "Впредь, — обещает руководство обоих театров, — мы будем увязывать репертуарные планы". А пока возрадуемся двум новым балетным спектаклям — двум "Укрощениям строптивой".
В Большом театре идет не новый балет, а восстановленный спектакль легендарного Джона Кранко. Временем в него внесены поправки. Когда-то Петруччо выезжал на сцену на мотоцикле, в Катарине узнавали Жаклин Кеннеди, а все вместе соотносилось с идеями хиппизма (балет был поставлен всего через год после молодежных бунтов). Естественно, за двадцать пять лет те идеи потеряли свою актуальность и в нынешней версии не прочитываются.
В театре имени Станиславского поставлен новый балет нашего соотечественника Дмитрия Брянцева на музыку Михаила Броннера (в 1985-м они были соавторами "Оптимистической трагедии").
В спектакле Большого театра использованы сонаты для клавесина Доменико Скарлатти в обработке Курта-Хайнца Штольце. Сценографией в Большом занималась Элизабет Далтон — тот же художник, что оформлял оригинал Кранко. Она выстроила на сцене дом с балконом и четыре пристройки, желто-терракотовую залу и мрачноватый интерьер с камином. В декорацию красиво и стильно вписаны костюмы действующих лиц: от коричневого наряда Петруччо до красных чулочек проституток. На все ложится то багряный отсвет заката, то золотистый солнечный луч.
Спектакль "станиславцев" оформлял Владимир Арефьев. Двухэтажные домики по бокам сцены и рисованный задник. По нему мчатся, как на старинных гобеленах, охотники на оленей. Сменами света обозначаются перемены обстоятельств и настроений. Разница двух версий считывается уже с оформления. Спокойного и гармоничного в Большом театре, экспрессивного — в театре Станиславского. То же различие — в хореографических партитурах. В балете Джона Кранко масштабные пантомимические полотна чередуются с лирическими дуэтами и изумительным падекатр либо с комедийными интермедиями. Дмитрий Брянцев стремится пантомимы избежать — поэтому в его спектакле много больше самого танца (хотя, к сожалению, исполнителям заглавных партий почти не досталось сольных вариаций или дуэтов). Тут меньше пауз, грации и изящества, больше площадной резкости, граничащей с грубостью. "Укрощение строптивой" у Брянцева вообще несет на себе отпечаток мюзикла, старых советских оперетт и музыкальных фильмов (в музыке Броннера прочитываются цитаты из Хренникова, Бернстайна и Бизе). Ироническая и ностальгическая цитатность очевидна и в хореографии: недаром злобная Катарина иногда воспринимается как приземленная пародия на гордую Кармен.
В работе балетмейстеров обнаруживаются некие общие места, новые театральные клише. Например, если вы хотите объяснить зрителю, что перед ним дама своенравная и юная, поставьте ее в шестую позицию (ноги на ширине плеч, ступни параллельно), снимите балерину с пуантов и заставьте передвигаться на негнущихся ногах. Руки же плетью бросьте вдоль тела. Если же нужно проиллюстрировать, как она отбивается от кавалера, то он должен сгрести ее в охапку, а она болтать в воздухе согнутыми ногами, как это делают капризные дети. Еще желательно, чтобы балерина передвигалась шеей вперед — эдакой гусыней. Тогда довольно будет вновь возвести ее на пальцы и закрепить руки, чтобы стало ясно: в ней проснулась Любовь. Разные спектакли подчас разыгрываются очень похожими средствами.
И все же... В Большом театре рассказана история о том, как совсем юная и неопытная, резкая и колючая девочка-подросток (Марианна Рыжкина) влюбилась в симпатичного нахала (Александр Ветров). Влюбилась сразу, а укрощение оказалось просто игрой, чуть жестокой. Так бывает у детей. Изображая смирение Катарины, они только разыгрывают взрослых. А когда остаются одни, садятся на пустой сцене и он, улыбаясь, нажимает на кончик ее носа: "Дзынь. Все дома?"
У Дмитрия Брянцева сталкиваются взрослые люди со сложившимися характерами и представлениями о мире. А в их лице — все мужчины и женщины вообще. Недаром Катарина (Светлана Цой) ведет в наступление женское, а Петруччо (Дмитрий Ерлыкин) мужское полукружия кордебалета. Длиннющий хлыст Петруччо с резким хлопком опускается не только перед носом Катарины, но и перед молодыми друзьями, и подружками, и цыганкой-танцовщицей. Петруччо — опытный дрессировщик, циничный вожак стаи. Катарина — властная женщина, знающая себе цену. И она не желает подчиняться грубой силе. Ее выталкивают замуж насильно, со связанными за спиной руками, доставляют в дом и там терроризируют. И на площадь, к своим Петруччо возвращается не шутки ради, а только из корысти — получить выигранные на спор деньги. История "Укрощения" временами смешна, но не комедийна, скорее — это трагифарс. "Насильно мил не будешь" — вторит пословице Дмитрий Брянцев. Петруччо обретает Катарину, когда отбрасывает свой хлыст. Если продолжить балет за его пределы — они еще натерпятся друг от друга.
Шекспир — галантный кавалер, возможно, даже лорд. Или все-таки артист театра "Глобус", придумавший пьесу на потребу простой публике? Два московских театра дают два ответа на этот вопрос, ни один не противоречит духу шекспировского сочинения. Феминистки же могут спать спокойно: идеология Домостроя повержена в обеих балетных премьерах.
МАРИНА Ъ-ТИМАШЕВА