Балетный блин

"Предчувствие весны" в Концертном зале Мариинки

Масленичные гулянья в Мариинском театре идут с размахом. После премьеры "Петрушки" (см. "Ъ" за 9 февраля) эстафету балетных новинок продолжил Юрий Смекалов со своим "Предчувствием весны" на музыку Анатолия Лядова, явленным в Концертном зале Мариинского театра. На премьере поеживалась ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.

Господина Смекалова молодым и подающим надежды уже не назовешь. За плечами 30-летнего артиста 12 балетных сезонов в качестве ведущего солиста в театре Бориса Эйфмана и Мариинском, исполнение заглавной партии в премьерах "Спартака" в Михайловском и Театре Леонида Якобсона, премия "Золотая маска", балетмейстерский факультет Академии русского балета имени Вагановой и лауреатство конкурса хореографов в Москве.

Новый проект Юрия Смекалова, с одной стороны, несомненно, имеет "державный" статус: все-таки тематическая премьера в рамках широкомасштабного фестиваля. С другой — его камерность и незамысловатость тянут на категорию "workshop" (что-то вроде мастерской, творческой лаборатории): такое ощущение, что руководство Мариинского театра решило не рисковать репутацией, предоставляя главную сцену экспериментам с неизвестной творческой составляющей.

Ассоциации перед премьерой возникали самые разнообразные. Балетовед вспомнил спектакль Франца Хильфердига (1764) "Возвращение Весны, или Победа Флоры над Бореем". В нем через мифологические образы Флоры, Зефира, Борея (бог северного ветра) и Вертумна (божество природы, символ плодородия) раскрывалась вечная тема борьбы добра со злом, света с тьмой, жизни со смертью. Театровед сразу назвал одноименную балету пьесу Франка Ведекинда, герои которой — 14-летние подростки терзаются томлениями плоти и духа, ведут откровенные разговоры "про это", живут в предчувствии обретения любви или смерти. Господин же Смекалов, как следует из его хореографического опуса, историю балета и драматического театра изучал весьма поверхностно.

Сюжет, разработанный господином Смекаловым, достаточно понятен: зима, холодно, Солнце (Данила Корсунцев) не в состоянии растопить снег, Смерть собирает свою жатву. Влюбленная парочка готова принести себя в жертву ради спасения человечества, которое изображают два юноши и две девушки. Долгие мучения и страдания всех присутствующих на сцене и в зале. В конце концов распятое некогда Солнце, напитанное молитвами Плодородия, набирает силу и разделывается с холодом. Народ водит радостный хоровод.

Начинается хореографическое действо в трех кругах света. В голубовато-белом танцует Зима (Дарья Васнецова) в комбинезоне ледяного цвета, утыканного иглами. Пластика — соответственно образу: угловата, в ней преобладают заостренные движения и многозначительные колкие па де бурре (мелкие переборы ног). Плодородие (Дарья Павленко) томно потягивается в круге предсказуемо желто-зеленого цвета (комбинезон соответствующего колора). Сумрачная Смерть с оголенным торсом (лучшая работа вечера — Александр Сергеев) свивает зловещую паутину роковых па в круге лилового цвета — таким цветом, по воспоминаниям Тамары Карсавиной, обивали гробы в начале прошлого века.

Хореография "Предчувствия весны" незамысловата, под стать сюжету. К числу ее несомненных достоинств можно отнести неотягощенность излишней танцевальной плотностью и пластической чрезмерностью, что легко можно было бы вообразить, помня о 10-летнем стаже работы господина Смекалова в труппе Бориса Эйфмана. В принципе, каждый зритель может трактовать ее согласно своему кругозору.

Балетовед, конечно, не обнаружил ни буколических пастушек, ни пухлощеких и грудастеньких анакреонтических богинь знаменитого спектакля Хильфердинга, но современная интерпретация Юрием Смекаловым шедевра танцевального классицизма вполне может быть усмотрена. Символистская, рационально выстроенная хореография, лапидарно обобщенная (нудноватая, конечно), отчетливо донесла тему леденящего безразличия, сковывающего человечество.

Театровед рассмотрит в "Предчувствии весны" символику пьесы Ведекинда: ребяческую наивность и осторожное стремление выйти за рамки дозволенного — в хореографии "человечества"; растапливающую запреты чувственность — в образе Плодородия. Тени Мельхиора и Вендлы промелькнут в дуэтах жертвенной пары, лишенных буйной страстности, в цивилизованных танцевальных формах, иллюстрирующих основные этапы "большой и чистой любви" (без сеновала, хотя на находившийся сзади экран проецировали цветочки и листики). Смерть, утомленная сопутствующими ей штампами демонического начала, неожиданно обернется утомленным путником, баюкающим неразумных чад в последней колыбельной — ведекиндовским спасительным Человеком в плаще.

Дети же, не отягощенные никакими историческими ассоциациями и параллелями, с радостью прослушают музыку Лядова, разглядят в фигуре Зимы Снежную королеву, вообразят Сказочником скрытую под блестящим плащом Смерть. Родители увидят в Солнце, кружащемся в финальном хороводе с монотонностью дервиша, парафраз "Водного цветка", который Мозес Пендлтон сочинил для Дианы Вишневой. И все радостно вспомнят про Масленицу — о ней не даст забыть финальная проекция на экран: огромный, сочащийся жиром, с пупырышками, роскошный пышный блин. Такое вот, блин, предчувствие весны...

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...