Кто сказал, что у нас медицина для богатых и бедных? Платят-то все, а нормально лечатся — немногие.
Ничто с такой очевидностью не убеждает рядового россиянина в его второсортности, как визит к врачу. Рано или поздно приходится задаться вопросом: тварь я дрожащая или право имею на достойное медицинское обслуживание?
Отечественная медицина по критериям качества и доступности давно и непоправимо прошла развилку классового деления. И разделилась она не на медицину для бедных и богатых. В конце концов, в таком раскладе не было бы ничего обидного: зарабатывай и будь здоров. Но случившееся деление на медицину для господ и черни — совсем, совсем другое. Уровень доходов в такой системе не единственный и далеко не главный критерий. Потому что многое в нашем здравоохранении не купишь ни за какие деньги.
Несколько лет тому назад я успел мельком погостить в кругу избранных. Мой двоюродный брат слег с острым отравлением. Его отказывались осматривать и в детской, и во взрослой поликлинике. Брату только что исполнилось 14 лет. Для детских врачей он был уже взрослый и потому чужой, для взрослых врачей — взрослый недостаточно. Единственный на район подростковый врач оказался в отпуске. Я работал простым инкассатором в банке, но один из моих тогдашних приятелей приходился племянником высокому чиновнику из областного минздрава. Вопрос решился легко: он позвонил дяде, и буквально через полчаса моего брата осматривал главврач детской поликлиники.
— Что же делать, если подростковый врач один,— извинялась она с заискивающей улыбкой.
Не знаю, каково это — быть русским барином. Наверное, на свои привилегии смотришь как на составляющую государственного порядка. Но быть знакомым русского барина оказалось противно. Чувствуешь себя, в общем-то, таким же холопом, как те, которые перед тобой лебезят. Зато я помог брату. И, не буду лукавить, сохрани я знакомство с племянником минздравовского князя, я наверняка еще не раз прибег бы к звонкам "в верха". Но приятель мой вскоре рванул вверх по карьерной лестнице, и наши отношения иссякли.
Вне круга избранных, без волшебных звонков и записочек здравоохранение выглядит совсем иначе.
В прошлом году в результате гипертонического криза у моей тещи случилось кровоизлияние в глаз. Вызвали "скорую", поехали в больницу скорой помощи. В офтальмологической клинике сказали, что "острых" они не принимают. Вот тут бы звоночек на господскую половину... Но нет, теперь некому.
Врачи "скорой", сбив теще давление, начинают прощаться.
— Вы разве не заберете ее в больницу? — спрашиваю.
— А зачем?
— Так ведь у нее глаз не видит.
— И что? Уже все равно ничем не поможешь.
Пришлось, скажем так, настаивать на госпитализации в более убедительной форме.
Больница скорой помощи встречает сквозняками и запахом отчаяния. В приемнике девушка, указывая на двух парней с разбитыми носами, срывается на крик:
— Кто-нибудь подойдет к ним?! Им же плохо!
— Кричать дома будете,— задорно отвечает ей регистратор.— Вам русским языком сказали: до-ку-мен-ты.
Девушка бежит к залитым кровью парням, просит, чтобы те позвонили родственникам: нужны паспорта и медполисы.
Те, кого никто не сопровождает — подобранные на улице или просто одинокие люди,— постанывая, дожидаются осмотра.
В очереди к дежурному офтальмологу теще становится плохо. Прошу медсестру измерить давление.
--Идите в приемник, попросите тонометр,— отвечает медсестра.
Нужно бежать в приемник, просить, чтобы оттуда позвонили медбрату с тонометром. Потом, когда медбрат наконец придет, дождаться, пока он закончит болтать по мобильному. Спустя час после поступления — мы все еще в приемнике — ей таки измерили давление. Медбрата, который ушел готовить укол, спустя еще полчаса я нахожу в вестибюле, в веселом расположении духа набирающим sms. Шприц с лекарством он держит на отлете, как сигару...
Позже, уже в офтальмологическом стационаре, врач-офтальмолог долго упрашивает по телефону дежурного терапевта назначить поступающей больной лечение от гипертонии. Там же, в стационаре, мне вежливо предлагают заплатить за лекарства:
— Нам их не выдают, к сожалению. Приходится самим покупать.
Конечно, я заплачу. Это очень хорошо, если есть кому и за что заплатить.
В конце прошлого года у моих знакомых — вполне, к слову, обеспеченных людей — ребенок угодил в больницу с тяжелейшей пневмонией. Откачали жидкость из легких, отправили в лабораторию на анализ. В теории, по результатам этих анализов врачи расписывают лечение, подбирают антибиотик. На практике, когда результатов анализа приходится дожидаться не менее двух недель, лечение идет так: не помогает один антибиотик, заменяем на другой. Повторюсь: мои знакомые люди не бедные. Но никакими деньгами не ускорить работу инфекционной лаборатории. Возможно, выручили бы связи, которыми эти люди не располагали. В итоге ребенка дважды возвращали в реанимацию: подобрать правильный антибиотик удалось не сразу. За это время в соседней палате умерла девочка с таким же диагнозом.
Часто проблема кроется даже не в скорости проведения анализов, а в квалификации врачей, практикующих в общедоступных больницах. Помню, в похожей ситуации, когда у моего сына был обнаружен вирус Эпштенбара и больничный врач в пятый раз менял назначения, я спросил, уже понимая, на чем строится его методика:
— А если и это лекарство не поможет? Вы ведь наугад назначаете?
— Вы веруете? — спросил меня врач, понижая голос.— Сходите в церковь, поставьте свечку.
Я сделал иначе: обзвонил всех своих знакомых, попросил их обзвонить всех своих знакомых, и мне удалось зацепиться за спасительную ниточку. Профессор мединститута, к которому мне посоветовали обратиться, выписал сыну те самые лекарства, которые вскоре и помогли одолеть болезнь.
Если удается избежать "скорой", серьезных болезней и реанимаций, то все не так страшно. Терпимо. (А без умения терпеть, без дворняжечьей выносливости простому человеку с лечением лучше и не затеваться.) Найти в Ростове хорошего врача особого труда не составляет. Вот только попасть к нему на общих основаниях бывает ох как непросто.
Недавно у сына начала развиваться близорукость. За консультацией отправились в муниципальную (не путать с "бесплатной") клинику. Специалисты здесь собрались хорошие, больные едут к ним со всей области. А посему даже за деньги я получаю все то же народное здравоохранение. Запись к врачам происходит так. Нужно приехать к клинике часам к семи утра. В восемь охранник впускает людей в вестибюль, они составляют списки и ждут до полвторого. Эти списки нужны лишь для того, чтобы в полвторого, когда начнет работать регистратура, избежать давки и скандалов.
— Рабочий день у врачей не резиновый! Приходите завтра! — кричит регистратор, захлопывая окошко.
Зато всевозможный чиновничий люд — на особом положении. Эти люди проходят в кабинеты вне очереди, в сопровождении белых халатов. Им так положено. Таковы неписаные — а значит, реальные — законы российской жизни, в которой граждане поделены на сорта. Я ведь и сам — пусть недолго и всего лишь в статусе товарища барчука — успел попользоваться благами вип-контингента. И все же я иногда срываюсь. Когда одного из таких внеочередников, облаченного в прокурорский мундир, я спросил, почему он не может посидеть в очереди — всего-то два человека,— он даже не понял вопроса. Стоит, моргает.
— Да не слушайте вы тут всяких, Олег Дмитриевич,— прочувствованно сказала дядечке сопровождавшая его медсестра.— Проходите.
Ерунда, я и "всяким" побуду. Лишь бы ребенка вылечили.
Трагедия в "Хромой лошади", когда десятки пострадавших не получили своевременной медицинской помощи, судя по заявлениям властей предержащих, наконец раскрыла им глаза на состояние дел. Нам тут же сообщили о грядущих проверках в медучреждениях и ведомствах края. Нам всегда обещают покарать виновных. Своего рода терапия народного недовольства. В особо острых случаях недовольство лечат показательными процессами, в более легких достаточно направить проверку. В прошлом году, после моей заметки в одной из газет Ростова о пресловутой больнице скорой помощи, туда тоже ходила проверка. Результат? Никаких нарушений проверяющие не выявили.
