В рамках Международного фестиваля имени Чехова и при содействии Культурного центра имени Гете на новой сцене МХАТа дважды показал свой спектакль "Тучи. Очаг" гамбургский театр Deutsches Schauspielhaus. Из столицы немецкая труппа отправилась в Петербург, где сегодня выступит в рамках фестиваля "Балтийский дом".
Даже отказавшись от услуг синхронного перевода, не знающие немецкого языка зрители могли понять тему гамбургского спектакля. Часто мелькавшие в тексте слова Deutschen, Volk и Vaterland не оставляли сомнений: в постановке Йосси Вилера речь идет о так называемой немецкой идее, о самосознании немецкой нации. Взгляд режиссера весьма критичен и исполнен сарказма: уже само понятие "национальная идея" кажется ему плодом болезненной спеси и опасной фантазией.
Пьеса-монолог Эльфриды Елинек представляет собой коллаж явных и скрытых цитат из произведений немецких классиков. Выдержки из Гегеля, Фихте, Хайдеггера, Клейста, Гельдерлина перемешаны с откровенно экстремистскими репликами о превосходстве германского духа и об особой миссии германского этноса. Вполне возможно, однако, что в форме театрального монолога пьеса Елинек может быть воспринята всего лишь как привычная постмодернистская антология с привычным же гротесковым комментарием.
Йосси Вилер от гротеска не отказался. Но пошел вглубь: он поделил весь текст между шестью женщинами и поставил спектакль об их путешествии по кругам исторической памяти, об отчаянной попытке освоить и присвоить себе миф, которым вдохновлялись их отцы или даже мужья. Сигары, которые курили мужчины, еще не потухли и дымятся в пепельницах. Мундиры, которые они еще совсем недавно носили, накинуты на спинки плюшевых кресел или висят в узких металлических шкафчиках у стены. Действие происходит в огромной комнате без окон с ободранными грязно-желтыми обоями на высоких стенах и ведущей куда-то вверх металлической лестницей. По ней-то неуверенные поначалу женщины и приходят в заброшенный бункер, где бродят призраки немецкой гордыни.
Смахивая пыль с массивных столов и комода, доставая из ящиков старые письма и перечитывая их, примеряя военную форму, вдыхая как наркотик желанный воздух и затягивая хором величальные песни, женщины словно жаждут еще раз заразиться старой болезнью. Как перед престолом застывают они перед шкафчиками с мужской одеждой, вскинув руки в знакомом жесте победного приветствия. "Мы здесь, мы у себя, здесь мы дома..." — вновь и вновь повторяют они как заклинание; одни — давясь словами, другие — смакуя каждый звук.
Бункер становится для шестерых вдов и дочерей убежищем и ловушкой одновременно. Это странное место (сценография и костюмы придуманы Анной Фиброк) похоже одновременно на музей и на казарму — как и положено хранилищу героических атрибутов. Повинуясь этой двойственности, героини проходят путь от сентиментального единения друг с другом до безобразного хмельного дебоша, от лирической статики до бодрых физкультурных отжиманий. Очевидно, что эти женщины одиноки, и их стремление прикоснуться к мужскому миру имеет, разумеется, не только идеологическую подоплеку.
Но духи, которых пытаются вызвать к жизни ночные гостьи, существуют теперь только в словах. Поэтому реанимировать национальный миф и проникнуться им эти шестеро пытаются через риторику и пафос литературы. Оживить тексты для них и означает воскресить идеи. У Вилера именно язык и речь являются теми копилками, откуда в любой момент можно достать слежавшиеся националистические фетиши. Став анонимными, лишившись защиты великих имен, даже тексты классиков в устах добровольных жриц германского культа не выдерживают испытания опытом двадцатого века. Переходы от Гегеля или Хайдеггера к бесстыдным, почти уличным выкрикам выглядят пугающе плавными и логичными.
Идеология "крови и почвы", приведшая в тупик Германию, сформировалась в свое время в Австрии. В связи с чем нельзя не заметить, что и Вилер, и Елинек родились не в Германии. Что до режиссера, то он беспощадно насмешлив и бдителен к ядовитым тайнописям национальной традиции. Но его постановка не становится броской политической агиткой во многом благодаря точной и умной игре актрис, которых непременно следует назвать: Марион Бреквольдт, Марлен Дикхоф, Гунди Эллерт, Ульрике Гроте, Ильзе Рихтер, Анне Вебер.
Перед началом московских представлений драматург спектакля (не путать с автором: в европейских театрах это два разных рода занятий) Тильман Раабке выходил к публике, чтобы назвать жанр пьесы своим именем, то есть, попросту говоря, чтобы разрешить зрителям смеяться. Для здешних гастролей такое вступление и вправду не выглядело лишним: слишком многие в России пребывают в том же состоянии, что и героини гамбургского спектакля. Конечно, подобные прививки свободы с одного раза не действуют. Выхода, однако, нет: способность вырабатывать против самой себя здоровый иммунитет входит сегодня в условия принадлежности к настоящим ценностям цивилизации.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ