Завершился 15-й международный кинофестиваль в Стамбуле. Главным призом международного конкурса награжден фильм "Сестренка" голландского режиссера Роберта Яна Вестдийка. Канадский "Исповедник" режиссера Робера Лепажа стал фаворитом критиков и получил приз FIPRESCI. "80-я ступень" Томриза Гиритриоглу признана лучшей в параллельно проходившем национальном конкурсе турецких фильмов.
Фильм "Сестренка" — открытие стамбульского фестиваля. Произведенный за мизерные деньги командой из 25 непрофессионалов, никогда до того не работавших в кино, он привлек свежестью и оригинальностью, несмотря на несколько рискованную тему инцеста. Брат снимает home video из жизни своей младшей сестры, и действительно весь фильм снят любительской видеокамерой, а потом переведен на пленку.
Однако в целом Стамбул вовсе не выглядел фестивалем любителей. Уже первый день принес гостям сюрпризы и волнения: приехал легендарный Микеланджело Антониони. 83-летний парализованный Антониони вовсю путешествует по миру — совсем недавно, например, дважды слетал в Индию (характерно, что в молодости автор "Блоу ап" передвигался исключительно поездом). Итальянский режиссер появился в Стамбуле в сопровождении своей жены Энрики и сразу провел пресс-конференцию. Это произошло настолько стремительно, что многие журналисты пропустили сенсацию. В накладе оказалась даже известная своей расторопностью Анна Франклин из журнала Screen International; правда, через несколько часов она добилась от мэтра персонального интервью. А вечером в кинотеатре публика устроила овацию ему самому и его фильму "За облаками".
С журналистами Антониони изъяснялся в основном знаками и флюидами, которые тут же ловила державшая его за руку супруга и переводила с одного ей понятного языка на общедоступный. Этот своеобразный сеанс общения развеял миф, согласно которому последний фильм мастера был практически снят его добровольным помощником Вимом Вендерсом (которому не слишком деликатная молва отводила роль "творческого костыля"). Антониони в своей диктаторской манере руководил съемками и даже задал определенный ракурс камеры, соответствующий взгляду человека, у которого правая сторона лица почти неподвижна. Выяснилось также, что один из последних живущих классиков кино с завидной активностью работает сразу над двумя проектами. Один из них — фильм "Две телеграммы" — скоро должен быть снят в Риме. Другой называется "Бумажный змей". Это возврат к замыслу двадцатилетней давности, которую Антониони намеревался осуществить в Узбекистане, но не нашел тогда общего языка с советскими властями. Визит в Турцию, заявил он, — это для него путь в мусульманский мир, путь в Узбекистан. Впрочем, продюсер будущей картины дал понять, что в Турции, возможно, путь и завершится: мусульманства здесь не меньше, а цивилизации и порядка больше. Так что осенью Антониони, скорее всего, вернется в Турцию для выбора натуры.
Помимо супружеской четы Антониони Стамбул посетила другая знаменитая пара европейских интеллектуалов: режиссер из Германии Маргарет фон Тротта (в составе международного жюри) и итальянский кинопредприниматель Феличе Лаудадио (по странному стечению обстоятельств именно он продюсирует сейчас проекты Антониони). Во время морской прогулки по Босфору можно было слышать, как эта достойная чета беседует с еще одним членом жюри — ведущим швейцарским режиссером Аленом Таннером. Говорили о России и о проходящих в ней кинофестивалях, на которые они периодически получают приглашения. Известные в прошлом своей отъявленной левизной, а ныне принадлежащие к утомленной жизнью элите, собеседники с некоторой обидной снисходительностью отзывались о нынешних российских нравах, распространившихся и на кинематографическое сообщество. Было похоже, что именно Лаудадио отсоветовал Антониони снимать в бывшем СССР — даже в той его части, где нравы еще не успели стать вполне буржуазными.
На той же самой морской прогулке все искали председателя жюри (и бывшего президента Американской киноакадемии, создателя назабвенной "Вестсайдской истории") Роберта Уайза. И принимали за него то одного, то другого статного джентльмена в возрасте за восемьдесят. Настоящий Уайз был невысок ростом и нисколько не важничал. Он сказал, что стамбульское жюри, вероятно, последнее в его жизни, но в качестве гостя он готов приехать в Россию, если, разумеется, оплатят авиабилеты первого класса ему и его жене. Буржуазность нравов его, похоже, не смущает.
Зачем все повидавшие на своем веку знаменитости (добавим еще неожиданно явившегося на закрытие фестиваля Джона Шлезингера) съезжаются весной в Стамбул? Ответ неплохо сформулировал Бернардо Бертолуччи: "В этом городе ощущаешь странное электричество — как во время страстного любовного акта". Волнуя и возбуждая, это электричество способно порой вызвать шок. Старожилы фестиваля помнят год, когда каждый второй гость был остановлен на пути от отеля в кинотеатр невинным вопросом: "Который час?" А спустя несколько минут обнаруживал себя сидящим в кафе с прекрасной незнакомкой и ее "братом" (именно он задал сакраментальный вопрос и, услышав в говоре отвечающего, предположим, русский акцент, предлагал обсудить перспективу совместного предприятия). Когда же гость норовил откланяться, официант приносил огромный счет, а "брат" гасил законное недоумение коварным шепотком: "Турецкие женщины стоят очень дорого". Каждый улаживал этот конфликт в зависимости от своей находчивости, размеров кошелька и степени доверия к турецкой полиции, знакомой киношникам главным образом по фильму Алана Паркера "Полуночный экспресс".
Говорят, то ли болгарский, то ли казахский режиссер вышел из подобной ситуации босиком — без кроссовок. Но ему еще повезло по сравнению с одним канадским продюсером, который спасался из турецкой бани бегством в совсем уж натуральном виде. Впрочем, с той поры стамбульская полиция усмирила мошенников и вообще сделала большой шаг вперед, свидетельством чему стал проведенный в дни фестиваля роскошный полицейский парад.
Разумеется, звезд кинематографического мира влечет в Стамбул не только волнующее чувство опасности, но и подспудная уверенность в ее ограниченных размерах — не в пример ряду других стран. Влечет и прелесть смешения разных культур, которые прихотливо наложились здесь друг на друга — как в превращенной в мечеть, а потом в музей Айя-Софии или в сооруженной из обломков старых римских колонн подземной Цистерне. Эти памятники постмодернизма особенно близки сердцу служителей кинематографа — искусства, как известно, синтетического.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ