Слово "паломничество" звучит весьма непривычно. "Меня неделю не будет, кажется, я еду в Иерусалим", — еще не совсем осознавая, что все это значит, сообщала я накануне поездки. Все, кто там уже успели когда-либо побывать, загадочно улыбались.
Те, кто никогда не не был в Иерусалиме, реагировали тоже примерно одинаково: "Там тепло". "Да нет, — поправлялась я, понимая, что подобная поездка в начале весны может казаться просто приятной прогулкой к Средиземному или Красному морю, — я еду по святым местам, в общем, в паломничество". Воцарялось молчание — слово "паломничество", с одной стороны, звучало странно в повседневном разговоре, а с другой — приобретало избыточно личный оттенок. Мои слова явно воспринимались как шутка, и все это как будто оспаривало мое право присоединиться к паломнической поездке. Объяснить что-либо оказалось весьма затруднительно.
Как это происходит
Во все века паломничество считалось подвигом. В течение многих веков паломники, в том числе и из России, шли в Иерусалим на поклонение святым местам пешком. Религиозные чувства паломников были настолько сильными, что многие проходили последние километры до Иерусалима на коленях. Рассказывают, что некоторые паломники восходили на Елеонскую гору, откуда и сейчас открывается вся панорама Иерусалима, смотрели на Священный град и после этого поворачивали назад, считая себя недостойными ступить на священную землю. До середины прошлого века, когда был открыт морской путь из Одессы в Яффу, такое путешествие для русских паломников длилось зачастую не менее двух лет и было сопряжено с многочисленными опасностями. Даже на подходах к Иерусалиму любой паломник мог запросто оказаться жертвой разбойников — в основном арабов-бедуинов, во все века кочевавших по палестинским землям в великом множестве. Несмотря на это, глубоко верующие люди считали своим долгом раз в жизни совершить такое паломничество, и в дальнейшем оно оставалось для них самым ярким впечатлением. Для тех, кому посчастливилось благополучно вернуться в родные края, жизнь после этого делилась на "до" и "после" паломничества.
Теперь, когда паломничество может и не сопровождаться подобными испытаниям, на первый взгляд все начинается весьма обыденно. Четыре часа самолетом до Тель-Авива, затем еще час комфортабельным автобусом до Иерусалима. После ночного перелета трудно сразу осознать, что холмисто-каменистые и пока еще зеленые пейзажи за окном (летом здесь от жары все выгорает) и есть та самая земля, где в течение веков история превращалась в религию. У нас февральская стужа, а здесь тепло, солнечно, воздух насыщен необычайной свежестью, начинают цвести оливковые деревья и миндаль. Разбойников мы, естественно, не встретили, назад тем более не повернули, и по извилистой дороге въехали в раскинувшийся на древних каменистых холмах Иерусалим. "А как же с подвигами?" — думаю я.
Всемирный фонд паломничества существует два года под руководством выпускника Московской духовной академии Александра Зражевского. Используя частные пожертвования организаций и граждан, фонд организует совместные паломничества православных христиан и мусульман в Святую землю. В феврале фонд организовал седьмое путешествие "С молитвой о единой и неделимой России и о мире в Кавказском регионе".
Первые впечатления: туристы или паломники
Состав попутчиков оказался весьма пестрым: треть нашей паломнической делегации — духовенство Владимирской епархии, остальные две трети — думские депутаты, студенты духовных академий, представители воскресных школ, иконописных мастерских, немногочисленные журналисты — всего более ста человек. Глава делегации — архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий, владыка весьма известный и уважаемый в духовных кругах. Восстанавливал Свято-Данилов монастырь, Оптину пустынь. Во Владимирской епархии благодаря ему ожили 17 монастырей. Оказалось, что о его деяниях наслышаны и в иерусалимских духовных кругах, и они были оценены по достоинству — в ходе поездки владыку наградили высшим орденом Иерусалимской церкви — Крестом Гроба Господня.
Не успела делегация разместится, как появились наши "гиды". Без кавычек здесь это слово нельзя поставить не только потому, что оно не очень вяжется с паломничеством, но и поскольку "гидами" оказались две молодые улыбчивые монахини — матушки Магдалина и Лена из расположенного на одном из иерусалимских холмов православного Горнего монастыря. Матушки сразу объясняют, что Горний построен в прошлом веке Русской Православной Церковью на одном из святых евангельских мест — по преданию, здесь жили Захарий и Елизавета, родители Иоанна Крестителя. Именно Горний издавна считается традиционным приютом русских паломников в Иерусалиме, и не столь многочисленные паломнические группы иногда останавливаются именно там. Матушки сразу погружают прибывших в евангельские подробности жития святого семейства, а я подмечаю, что рассказывают они очень трогательно — почти как историю своей семьи.
По ходу рассказов выясняется, что в прошлом веке фактически треть святых мест Палестины принадлежала русскому Императорскому библейскому обществу, а скупались они на частные пожертвования. Затем здесь строились православные храмы, а решившие остаться в Палестине паломники создавали монастыри. Таким же образом в 1871 году образовался и Горний. Его историческая разбросанность по склону горы (все начиналось с общины) прочно закрепила за ним название "русской деревни". В общем суть рассказа матушки Магдалины была такова: до образования в прошлом веке Русской духовной миссии русским паломникам приходилось селиться в греческих православных монастырях, и греки, несмотря на историческое духовное родство, ощипывали их, по выражению матушки, "как кур". Теперь же паломники, как с гордостью заявили наши "гиды", могут чувствовать себя на этой земле как дома.
С приходом матушек и после трапезы в этот же день в гостеприимном Горнем все действительно почувствовали себя как дома, и это ощущение не оставляло на протяжении всей поездки. А объехать за шесть дней нужно было много. Не говоря уже о буквально бездонном Иерусалиме, нашей делегации предстояло побывать и совершить молитвы всюду, где, по выражению наших "гидов", "ступала нога Спасителя" — и в Вифлееме, и в пустынных горах Иудейской пустыни, и в Галилее, и в Самарии, и на реке Иордан. Описание всех святых мест, которые предстояло нам посетить, могло привести в замешательство даже привычных к ежедневному потоку информации журналистов — в краткой программе паломничества со всеми библейскими именами, названиями и цитатами из Евангелия все это занимало пять страниц убористого текста. Наблюдая знакомую, судя по всему, растерянность на лицах новоявленных паломников, матушка Магдалина сочувственно подтвердила — святых мест настолько много, что паломники на шестой день зачастую забывают, где они были в первый, и простодушно посоветовала каждый вечер делать записи.
Первые впечатления: Иерусалим
Панорама старого города сверху с той самой Елеонской (Масличной) горы, откуда во все века входили в Иерусалим все паломники и откуда Спаситель по преданию вознесся на сороковой день после распятия, ошеломляет и завораживает. Матушка Магдалина, живущая здесь уже десять лет, с любовью и сохранившимся у нее навсегда мягким уральским говорком комментирует: "Город виден как на ладошечке". Обнесенный высокими крепостными стенами, стоящий на отдельном холме старый город с бесчисленными храмами и доминирующим на первом плане огромным золотым куполом мечети Омара поначалу кажется миражом. Но при этом каким-то парадоксально устойчивым, которому вовсе и не обязательно исчезать. С горы, где мы стоим, современную часть города вообще не видно — она лежит на соседних холмах и с нашей точки зрения находится за старым городом. Вросший за тысячелетия в свой холм старый город переходит за своими стенами в те же склоны и камни, которые существовали здесь на протяжении веков. Ощущение нереальности дополняют и стоящие в ущелье под городом ветхозаветные гробницы трехтысячелетней давности. Как сквозь сон доносящиеся до меня пояснения матушки Магдалины мазками материализуют библейскую историю (особенно при ее указании на то место, где находилась геенна огненная), и еще через минуту уже непонятно, что выглядит миражом — старый город или новый на его фоне.
Камни Иерусалима отшлифованы ногами паломников. Город веками рос не вширь, а вверх. Одиннадцать раз Иерусалим завоевывали, пять раз разрушали, и на старых камнях, старых стенах и фундаментах словно прорастали слой за слоем то синагоги, то храмы, то мечети. Фактически все стены в городе разной кладки и разных времен. Результат всей истории известен — город в итоге стал святым местом для всех трех исторически связанных между собой общими религиозными представлениями о едином Боге религий — христианства, мусульманства и иудаизма. Для евреев это столица со времен царя Давида (гроб которого и по сей день находится в Иерусалиме) и священный Город мира. Для христиан — место страстей и распятия Христа. Для мусульман — второй по значению город после Мекки, место, где, по преданиям, вознесся пророк Магомет.
Удивительно и причудливо все перемешалось в этом городе — люди, культуры, религии. На самих узких улочках старого города, где в толпе одновременно можно увидеть и арабов в "арафатках" и евреев-хасидов с длинными пейсами, и паломников со всего света всех оттенков кожи и с любым разрезом глаз. Но в глазах паломников явно есть что-то общее. Город, сам того не замечая, оказывается воплощением единства в многообразии и вечности духа. Четыре квартала города — более спокойные армянский и еврейский, шумный арабский и христианский — хоть и отличаются друг от друга, но создают впечатление вполне мирного сосуществования всех со всеми. Лишь разъезжающие по узким улочкам армейские патрули говорят о том, что Город мира не всегда остается таковым.
Город молится фактически непрерывно — если не христиане, то мусульмане, если не мусульмане, то иудеи. Либо все одновременно у своих святынь. Наша делегация также традиционно для всех христиан (мусульманская часть паломничества для меня, к сожалению, осталась за кадром) прошла с молитвами по Крестному пути на Голгофу до Храма Гроба Господня, под куполами которого, по преданию, находятся четыре последние остановки Христа на этом пути. Зажатый со всех сторон узкими улочками и непрерывными постройками арабского квартала, храм сливается с ними, и небольшой низкий вход в него с первого раза можно просто не найти. Снаружи, и то на расстоянии, видно лишь два его высоких купола — один над гробницей Христа, другой над каталиконом — основной частью собора с иконостасом, и размеры храма поэтому оценить невозможно. Для тех, кто заходит внутрь, происходит странная вещь: пространство неожиданно расширяется, храм оказывается просто огромным. Через некоторое время становится понятно, что храм фактически врезан в гору и внутри него можно увидеть также и древние пещеры — места захоронений, остатки пещерной тюрьмы времен Христа, а также место, где в начале IV века были найдены при раскопках вместе с остатками гробницы три деревянных креста — Господа и двух распятых вместе с ним разбойников. Это и послужило поводом для строительства храма. Впечатляет также вид вертикально расколотой части скалы — по преданию, скала раскололась в момент распятия Христа. Трудно было себе представить и трудно кому-либо объяснить по приезде, что сама Голгофа, то есть вершина этой скалы с углублением, где стоял крест, также находится внутри храма в греческом алтаре. Вообще, в Иерусалиме выяснилась удивительная вещь — оказалось, что все святые места, все камни, на которых, согласно преданиям, сидели, стояли или почили евангельские герои, еще со времен крестоносцев встроены в алтари различных храмов.
Впечатление второе: атмосфера
Слегка растерянно от свалившихся на них впечатлений, наши святые отцы во главе с седовласым владыкой Евлогием не спеша шествовали по старому городу за матушкой Леной, по существу создавая для всей делегации атмосферу настоящего паломничества. На фоне пестрой и многоликой толпы местных жителей, туристов и паломников они выглядели весьма внушительно (облачения наших батюшек и матушек в течение всей поездки вызывали восторг у паломников из других стран, например у джинсовых американцев). Где с молитвами, где сосредоточенно, где с улыбкой. Каждый сам по себе и в то же время все вместе.
Паломничество для них дополняется и радостью общения не только с представителями русской церкви в Иерусалиме, но и с духовными собратьями, например православными греками. С представителями других конфессий также царит взаимопонимание — по крайней мере двери закрытых на время сиесты католических храмов при появлении наших батюшек неизменно открывались. Кульминационным моментом такого общения стала отслуженная вместе с греками трехчасовая ночная литургия в специально открытом по такому случаю именно ночью Храме Гроба Господня. Впечатление от литургии лучше всего на следующий день выразила матушка Лена. "В таких богослужениях, — смущенно говорит она, — где участвуют русские владыки, батюшки, почему-то особенная такая пасхальная радость присутствует. Когда греческие службы, конечно, благодать от Гроба Святого. Но когда русские службы — благодать особая. Все сестры благодарны вам за то, что вы вчера так тепло помолились на Гробе".
Впечатление третье: духовенство
Никогда раньше так близко не сталкиваясь с духовенством, в общей паломнической атмосфере чувствую себя за их спинами и молитвами как-то на редкость комфортно. Первый раз это ощущение возникло на второй день, во время путешествия по красивым пещерным монастырям, буквально прилепившимся к желтым и абсолютно голым скалам Иудейской пустыни. Матушка Лена поясняет, что еще с конца III века горную пустыню, которую евреи называли "пустыней ужаса", поселившиеся там многочисленные иноки превратили в "луг духовный", и до нашествия персов под предводительством Хазроя (имя этого жестокого разрушителя с ужасом упоминают матушки во многих рассказах) в 614 году "тысячи святых мужей просияли здесь своей добродетельной жизнью". "Пожалуй, евреи были правы", — забывая о добродетельных мужах, думаю я: наш автобус ползет вплотную к отвесному краю пропасти. В этот момент наши святые отцы вместе с матушками негромко запели молитву. Страх исчез.
Владыка немногословен и лишь изредка останавливается, чтобы с мягкой улыбкой что-нибудь сказать внимательно слушающей его братии. Осилив пешком двухчасовой подъем (надо отметить, что усталости в этих краях совершенно не ощущается) на высокую гору Искушения, откуда открывается панорама всей Святой земли вплоть до реки Иордан и Мертвого моря и где по преданию Сатана искушал Спасителя, владыка неожиданно тихо произносит: "Есть такие слова: если ты не найдешь в этой земле Христа, то ты его и не увидишь..."
Владыка буквально светится добротой и радостью. Не засоренный жаргоном русский язык со старыми оборотами дополняет благостную (слово, которое любят употреблять святые отцы) картину. "Благочестивые паломники Святого града, — тихим голосом обращается владыка на следующий день к сидящим в автобусе, — настал четвертый день нашего путешествия. Я из больших чувств вместе с вами хотел бы выразить глубокое удовлетворение, благодарность Богу за такое редкое, памятное, прямо летописное наше путешествие и всех поздравить с этими светлыми иерусалимскими днями и пожелать памяти самой живой, самой святой. Чтобы мы могли не только сами испить эту радость, радость виденного, но вместе с тем и поделиться с другими. Это тоже большая задача — еще суметь передать и обогатить наших ближних". "Да, задача уж точно непростая", — про себя обреченно думаю я. Владыка продолжает, как бы читая мысли окружающих: "Само видение этой страны, Палестины, дает много нам чувств и мыслей. И естественно, человек задается внутри себя этой потаенной стороной поиска — что бы все это значило? Только с размышлением все окрыляется, все освещается и делает наше путешествие полным". Так "с размышлением" начинается наша поездка на реку Иордан — ту самую, знакомую с детства по известной картине Иванова. Вопреки всем ожиданиям оказалось, что в своих верховьях (а мы были именно там) река, в которой паломники традиционно смывают с себя свои грехи, течет отнюдь не в пустыне, а среди зеленых лугов и напоминает своей зеленой непрозрачной водой и склонившимися над ней низкими деревьями подмосковные речки. В реке плещется рыба. По дороге владыка читает вслух Евангелие от Иоанна, как бы сам удивляясь прочитанному, так, как будто читает его в первый раз.
Пятое Евангелие
То, что именно само видение этой земли — главное, что должно доставлять духовную радость, судя по всему, признали все наши паломники. "Может, все происходило здесь, может, на соседней улице — это уже не важно, — замечает иерей отец Яков. — Главное — мы дышим эти воздухом, ощущаем себя в этом пространстве". Отец Яков, в миру художник, во время прогулки в Горнем монастыре (где он все шутил, что хорошо бы иметь с собой молоточек и долото, чтобы от каждой святыни отколупывать по кусочку) с удивительной простотой высказал мне свои ощущения: "Отчасти это как бы пятое Евангелие, которое мы своими глазами читаем. Удивительно видеть своими глазами то, что знаешь наизусть. Это потрясает. Я себе вообще иначе все представлял, начиная с пространства. Но то, что мы чувствуем, видим, осязаем — ведь это же не для того, чтобы умножить веру, вера не от этого умножается. Это все для того, чтобы острее ощутить себя в этом мире. Характер этой поездки все-таки исповеднический, и ее еще надо осмыслить. Можно лишь четко сказать, что она должна привести нас не к истории, не к ощущению зримых таких, материальных поддержек нашей веры, а к человеку. То есть к сердцу, к своему, к чужому. Вывести на самое острие ощущений. Когда вы и в России к любой иконе прикасаетесь, она вас животворяет — это носит такой сакральный, мистический характер. Но это направлено лишь к одному — к тому, чтобы попытаться, наверное, стать лучше".
Парадоксы Святой земли
В том же направлении обобщает свои идеи и председатель Всемирного фонда паломничества Александр Зражевский. "Для русского человека религия всегда стояла на первом месте, — говорит он. — Бог есть любовь, наше религиозное паломничество дарит любовь нации. Паломнические поездки воспитывают граждан, открывая в них масштабное космическое мышление". "Попробуйте за семь дней ощутить вечность, — говорит Александр Зражевский, — это все равно как шоковая терапия".
Да, что-то вроде этого. Что-то вроде попадания внутрь усилителя, резонатора. Духовного резонатора. Возведенного в течение столетий духовными исканиями всех паломников, ищущих путь к Богу. Земля, пропитанная духовностью поколений. Плюс парадоксы. Парадокс первый — там, на Святой земле, наяву происходит сжатие времени. То, что отсюда кажется в дымке, в глубине веков, там вместе с камнями оказывается на поверхности. Как будто и не было тысячелетий Старого и Нового завета. Те же скалы, те же камни, что и тогда. На каждом камне кто-то сидел, кто-то молился. Время и история сжались до слоя земли максимум в десять метров. Это в городе. А в пустыне те же камни, по которым сначала ходили ветхозаветные пророки, а затем две тысячи лет назад ходил Сын Божий. Но главное — ощущение, что никакой осязаемой перегородки между "тем" и "этим" нет: принесенный здесь в мир нравственный закон остался тот же, и другого не существует. Две тысячи лет — одно мгновение. Христианский мир существует в той же системе ценностей, и на лицах паломников абсолютно такое же выражение, та же сосредоточенность, как и две тысячи лет назад. Это шок. Меняются государства, границы, власть, машины, самолеты, небоскребы. Паломники остаются. Это не умещается в сознании. Выражение "затеряться в глубине веков" здесь абсолютно неприменимо.
Второй парадокс — сжатие и одновременное расширение пространства. Да, конечно, "вначале было слово" — мировоззрение и нравственность не имеют пространства и границ. Но в Иерусалиме к тому же все связывается в единое целое, в цепочку: знакомые с детства православные русские монастыри и храмы, католические храмы и еще более древние армянские пещерные монастыри. И вдруг начинаешь реально ощущать это веками происходящее расширение Иерусалимского пространства. На этом клочке земли родилось мировоззрение, охватившее весь мир. И в то же время — сжатие: в сформированной веками системе ценностей дальше этой земли ничего нет, дальше только космос. Собственно, на древних картах мир так и изображался — с центром в Иерусалиме. Теперь, пожалуй, понятно, почему.
ИРИНА Ъ-ГРАНИК