Аки Шимазаки «Бремя секретов»
Японка Аки Шимазаки из той категории авторов, которые пишут для Запада о Востоке или по-восточному, пройдя вестернизацию не вместе со всем родным сословием, как когда-то русские дворяне или латиноамериканские интеллигенты, а в опережающем семейном или личном порядке, как, например, Кадзуо Исигуро или Юн Чжан. Шимазаки родилась в 1954 году в Японии, переехала в 1981-м в Канаду, пишет по-французски. "Бремя секретов" — это общее название цикла из пяти (очень коротких, в каждом страниц по семьдесят) романов, выходивших с 1999 по 2005 год.
Называются все романы японскими словами, обозначающими ключевой символ каждого романа: "Цубаки" (камелии), "Хамагури" (двустворчатые ракушки), "Цубаме" (ласточка), "Васуренгагуса" (незабудка) и "Хотару" (светлячок). По-французски (или по-русски) такие названия звучали бы ужасно слащаво, а по-японски — никакой слащавости, только благородная красота. Весь цикл построен с той изящной простотой, которую неяпонцы привыкли ценить в японской культуре. Но цель книги не в том, чтобы подыграть шаблонным западным представлениям о японскости, а в том, чтобы изобразить реальное столкновение западных и японских ценностей, точнее, книга сама этим столкновением является.
Речь об отношении к травмам — историческим и личным. Говоря упрощенно, западная позиция: скрывать травмы прошлого — значит продлевать болезнь, оставаться в плену у прошлого, а рассказать о них во всеуслышание — значит вылечиться от болезни и освободиться от прошлого. Японская позиция (говоря еще более упрощенно): разоблачение прошлых ран и преступлений ведет только к позору и вреду для семьи или для страны. Так вот Шимазаки медленно, осторожно задает японским персонажам западные вопросы: может быть, лучше не молчать, а рассказывать, признаваться, разоблачать? И одновременно западному читателю она задает японские вопросы: может быть, лучше иногда промолчать? Или говорить не во всеуслышание? Или заговорить только перед смертью?
Все пять частей цикла строятся вокруг одной и той же семейной истории. Героиня первого романа Юкико, уцелевшая в атомной бомбардировке Нагасаки, перед смертью говорит дочери: "Я пережила нечто более страшное, чем война и атомная бомба" — и в предсмертном письме признается в убийстве родного отца, господина Хорибе, которое случайно совпало с роковым американским авианалетом и потому осталось безнаказанным. Для убийства она использовала цианистый калий, который жителям Нагасаки раздавали для героического самоубийства в случае вторжения американцев. Следующие романы излагают те же события и их предысторию с точки зрения других участников — брата Юкико Юкио, его матери Марико Такагаши, его отчима Кэндзи Такагаши и его дочери.
Каждая версия дает новый ракурс и сообщает новые тайны — об изменах, массовых убийствах, внебрачных родах, неяпонском происхождении, нарушении целибата и т. п. Но здесь нет ни того азарта сложения цельной картины из отдельных фрагментов, которым обычно одушевлены книги, построенные как серия свидетельств, от "Лунного камня" Уилки Коллинза до "Александрийского квартета" Лоренса Даррелла, ни оптимизма, которым тоже обычно пропитаны такие книги,— недоступная каждому человеку (персонажу) по отдельности истина оказывается видна божественному (авторскому или читательскому) взгляду. От книги Шимазаки общее впечатление скорее такое: бремя тайн, бремя прошлого так тяжело, что его просто приходится распределить между людьми. Каждый несет свою часть, и этим частям, может быть, лучше оставаться не сведенными воедино.
Молчание о прошлых ранах изображено у Шимазаки как нечто мужественное и почти прекрасное, но, как всякая традиционная красота, оно же тяжелое, бесчеловечное бремя. Бремя это если отчасти и облегчается, то не громким рассказом, а признанием наедине. И эти признания, в отличие от потенциально катастрофических западных признаний, стерилизованы, ничего не могут изменить. Поэтому и эти пять романов, пять версий нужно не складывать как фрагменты полной — опасной — истины, а рассматривать по очереди как некие безопасные эстетические объекты — цветы или камни. Соответственно, и читать эти романы лучше так, как они выходили: не подряд, а с некоторыми паузами, чтобы дать предыдущей версии позабыться, отступить в тень.
М.: Текст, 2010