премьера / театр
Очередную постановку "Сексуальных неврозов наших родителей" Лукаса Берфуса в Национальном академическом театре русской драмы им. Леси Украинки осуществила москвичка Алла Рыбикова, в чьем переводе пьеса стала популярна на постсоветском пространстве. Этим спектаклем театр открывает долгоиграющий проект "Легко ли быть молодым?", в рамках которого собирается покопаться в проблемах тинейджеров ради того, чтобы освежить репертуар и привлечь нового зрителя. Первый шаг театра в обозначенном направлении поверг ЮЛИЮ БЕНТЮ в недоумение.
Киевская судьба популярной пьесы "Сексуальные неврозы наших родителей" одного из самых востребованных в мире современных драматургов — швейцарца Лукаса Берфуса — до сих пор складывалась очень удачно. В свое время ее перевела на русский язык москвичка Алла Рыбикова, а два года назад за пьесу взялся Центр современного искусства "Дах", создав яркий спектакль, в котором неподвижно сидящая на табурете обнаженная исполнительница главной роли обозначала болезненные перепады психики героини с помощью смены интонаций.
Постановщиком нынешней премьеры выступила сама Алла Рыбикова, а "Дах" вынужден был убрать пьесу из своего репертуара из-за каких-то туманных юридических нюансов в области копирайта (постановку обещают возобновить уже в украинском переводе). Спектакль "Ангелочек, или Сексуальные неврозы наших родителей" в Театре русской драмы открывает инициированный госпожой Рыбиковой долгоиграющий проект "Легко ли быть молодым?", в рамках которого планируется освоить целый ряд пьес на злободневные для молодежи темы, скорректировать с их помощью репертуарную политику театра и "омолодить" зрителя.
"Неврозы..." с их провокационным сюжетом вполне подходят для поставленных театром целей. В благополучной семье растет на транквилизаторах не совсем здоровая душой девочка Дора (Лена Тополь). Однажды мать (Лариса Кадочникова) с согласия отца (Александр Бондаренко) решает "снять" дочь с фармпрепаратов, чтобы узнать, какова она на самом деле, и дать ей возможность пожить полноценной жизнью. Освободившись от таблеток, Дора встречает Утонченного Господина (Евгений Лунченко), который соблазняет невинную доселе барышню и подсаживает ее на секс так крепко, что обалдевшие родители не находят лучшего выхода из этой возмутительной ситуации, как только стерилизовать дочь-нимфоманку. Ненормальность Доры — в упрощенном, сыром понимании реальности и абсолютном неведении относительно моральных устоев общества. Проблема родителей и Врача (Станислав Москвин) — в либеральности и политкорректности. Они боятся даже допустить мысль о том, что не все люди равны и что плоский предметный мир и мир, где есть место абстракциям,— суть два разных, почти не пересекающихся между собою мира.
Сказать, что "Ангелочек..." стал адекватной заменой удивительному спектаклю "Даха", никак нельзя: это совершенно другой театр, откуда давно испарилась всякая тайна и где редко прислушиваются к нюансам, предпочитая нарратив и пафос политагитки. Здесь "Сексуальные неврозы..." превратились в какую-то адскую смесь сказки о Царевне-лягушке и производственной драмы в лучших советских традициях, герои которой с нечеловеческой серьезностью выясняют, почему слесарь Василий ушел в запой и не выполнил план и кто в этом виноват. В образе сказочной лягушки, в которую превратилась милая Дора, видимо, и кроется суть режиссерской трактовки Аллы Рыбиковой, если, конечно, считать, что в этой постановке вообще есть режиссура.
Мотив русской народной сказки инспирирован текстом пьесы, в котором Утонченный Господин в процессе соблазнения называет Дору русской принцессой, а сама она после стерилизации собирается ехать за счастьем в Россию. В "Ангелочке..." главная героиня повсюду таскает за собой игрушечную лягушку с таким же пустым и бессмысленным взглядом, как у нее самой. В начале спектакля она достает ее из огромного чемодана, установленного в центре сцены (художник-постановщик — Алексей Вакарчук),— чемодан этот, видимо, символизирует страшное фрейдовское бессознательное. Вокруг чемодана заседают в креслах герои из числа людей разумных, чья драма в итоге сводится к одному-единственному вопросу — что делать с Дорой? Так что мораль басни про "звездное небо надо мной и моральный закон во мне", которая в финале спектакля звучит из громкоговорителя, воспринимается как еще один ложный ответ на неправильно поставленный вопрос. Но других вопросов и ответов у режиссера не нашлось.