Утро в деревне

Дождаться, когда на календаре появится месяц март, — этого мало. Весну надо почувствовать. Личным опытом делится СЕРГЕЙ ПОЛОТОВСКИЙ.

       Снег привычно искрился под полуденным солнцем, когда мы сошли с пригородной электрички и двинули в сторону популярного дачного поселка. 1992-й год. Виктор Цой умер, Курт Кобейн жив. Что такое ваучер — знают только несколько человек и никому пока не говорят. Второе лицо государства — вице-президент Руцкой недавно разочаровался в первом лице и теперь усиленно дрейфовал в сторону парламентской оппозиции. Товары появились; денег, как обычно, не хватало. Но у нас их никогда и не было. Мы только закончили школу и даже не фарцевали. Откуда деньгам-то взяться при подобном образе жизни? Так что на экономическую ситуацию мы были не в обиде. Нас, в принципе, все устраивало.
       Главное, что нам было по семнадцать и мы выехали на дачу отметить самый редкий день календаря — февраль, 29-е. Мы — это Слон, Скворец и вихрастый юноша с парадоксальной кличкой Папик. Скворец — производное от фамилии. Со Слоном все еще проще. В любой компании, в любом приличном микрорайоне конца 1980-х был свой Слон. А также, как обязательная программа, свои Рокки и Рэмбо. В среде системных людей с особой частотой встречались имена: Джон и Сержант. Эти номинативные константы по-своему цементировали общество и оставляли пространство для экспромтов при столкновении с недружелюбной компанией на чужой территории. Возникновение "Папика" казалось необъяснимым тогда и остается загадкой сейчас.
       На дачу одного из "трех благороднейших донов" мы поехали без родителей, с четко сформулированной целью, инструменты для достижения которой бесстыже звякали в рюкзаках.
       Водка продавалась по талонам, и даже при наличии заветного штампа на дрянной бумаге теоретически спиртное не должны были отпускать семнадцатилетним, но талоны легко приобретались с рук, а в нашей стране не продать взрослому парню основной продукт мог и может исключительно инопланетянин или британский шпион. Так они, наверное, и валятся...
       Тут важно отступление. Домашние все знали про водку. И, похоже, даже поощряли этот пленэр, как в Древней Греции пирушки находились под покровительством полисной религии. В среде инженеров-агностиков алкоголь служил средством обрядовой инициации. Когда по окончании школы выяснилось, что мой опыт в немаловажной сфере отечественного быта ограничен пивом и вином, родители за компанию с друзьями — врачами из Таллина — приступили к самому приятному этапу воспитания. В течение летнего отпуска в Пярну вечер за вечером ровно в девять часов меня усаживали перед журнальным столиком с по-русски крупными стопками и по-западному маленькими бутербродами. Поездка в колхоз обернулась стажировкой. Чтение недавно вышедшего Довлатова подвело дополнительный идеологический базис под из без того увлекательное занятие. Короче, мы пили не таясь.
       Чего не знали родители, так это, что к нам собирались приехать девушки — бывшие одноклассницы. Вряд ли этот расклад вызвал бы у них осуждение, но почему-то про водку хотелось рассказывать, а про девушек — молчать. Хотя бы потому, что мы и сами до конца не были уверены в том, что девушки приедут. На дачу. На ночь. Кроватей мало, всем не хватит.
       Пока что Света и Катя взяли адрес и обещали приехать под вечер и привезти какого-нибудь вина и пирог. На нас лежала обязанность организовать дрова, растопить печку, наладить быт.
       Старый, застойных времен дом возвышался на холме. Весь участок шел под серьезным углом к линии горизонта. Дом — на вершине, туалет — у подножия, рядом с калиткой. Дорожку-лесенку, генеральную магистраль, пролегающую по шести соткам, занесло сугробами где-то на метр. С трудом продравшись наверх и отперев примерзшую к порогу дверь, мы вошли. В нос шибануло затхлостью. Зимой здесь никто не жил.
       Мы быстро развели огонь подшивкой старых номеров "СПИД-инфо", хотя Слон зависал над каждым номером и норовил процитировать что-нибудь из писем читательниц.
       До вечера оставалась уйма времени. Скворец раздобыл пакеты с концентрированным гороховым супом. Слон, как выяснилось, кроме водки прихватил бутылку портвейна.
       — В Европе обедают под вино.
       — А кое-где и под пиво.
       После обеда парни поскучнели. Слон отправился спать со спасенными от огнями газетами. Скворец не на шутку увлекся отрывным календарем с Гагариным. Я же решил расчистить дорожку. Количество ступенек не поддавалось счету, снегу намело от души. Вооружившись деревянной лопатой и в какой-то момент даже скинув пальто от возбуждения и лихой радости физического труда, я за два часа откопал и отполировал весь этот крутой маршрут. Но возникла другая проблема — под снегом показался лед. Теперь по дорожке невозможно было пройти, а только, поскользнувшись, съехать. Скалывать лед сил уже не было. Засыпать обратно — смотрелось глупо и нерационально. Я оставил все как есть.
       В восемь приехали школьные подруги. С собой они привезли одну бутылку "Монастырской избы" и шарлотку домашнего изготовления.
       Тут важно второе отступление. Ни у той ни у другой не было формального статуса чьей-то девушки. Но было абсолютно ясно, что Катя приехала к Скворцу. При всей романтике постшкольных встреч и студенческого братания здесь вопросов не оставалось. И он, и она — высокие голубоглазые блондины. Оба занимались каким-то спортом. Никакого расизма и даже никаких преференций. Нам тогда еще не нравился конкретный тип барышни. Нравились все. Больше или меньше — другой вопрос. Но с Катей было четко. Она приехала к Скворцу. Со Светой ситуация выглядела гораздо сложней. Ее невозможно было назвать красавицей. Однако по какому-то компенсаторному механизму Света кокетничала особенно ловко и от недостатка мужского внимания не страдала никогда. Я глубоко убежден, что в женщине привлекает прежде всего доступность. То есть ваша совместимость, возможность счастья и так далее. А кокетство создает такую иллюзию. К тому же Света мыла волосы особым шампунем и все время источала незабываемый аромат гелиотропов.
       Когда-то Света была моей первой девушкой. С трагедией разрыва, письмами, стихами, цветами, курением под окном и внезапной склонностью придавать гигантское значение малейшим деталям. У нее в руках "Театр" Сомерсета Моэма — что же это значит? Надо срочно прочесть и проанализировать. Она хвалит "Унесенных ветром" — может, отпустить усы как у Кларка Гейбла? Жизнь не стала проще, когда, выдержав для приличия паузу где-то в неделю, Света ушла к Слону. Но роман без измены пресен. Свете требовалось с кем-то изменять ни черта не замечавшему бойфренду. Этим кем-то без гордости и предубеждений стал я. Затем список действующих лиц расширился, и мы оба получили приставку "экс". Однако общение не прервалось, хотя бы потому, что мы продолжали учиться в одном классе и ходить в одни и те же гости. Формально на дачу ее позвал Слон. Но я тут же позвонил сам и продублировал приглашение. Я вообще любил звонить Свете, считая такие "как ни в чем не бывало" отношения высшим проявлением цивилизованности.
       Света с Катей легко освоились, мы поджарили картошку, разлили выпивку.
       — А между прочим, самка кита способна испытывать 50 оргазмов подряд, — с апломбом дипломированного специалиста заявил Слон.
       — А самка моржа? — тут же спросил Скворец.
       Света с Катей выразительно переглянулись.
       Мы сидели за столом, как ежедневно сидели и сидят миллионы соотечественников. С отполированными фольклором тостами и прибаутками. Скворец повеселел, явно получив тайный сигнал о неминуемом. Мы со Слоном выпивали в напряжении.
       Вдруг Свете понадобилась выйти за солью. Я тут же вызвался проверить камин. Мы столкнулись на полутемной кухне. Классического взгляда глаза в глаза не получилось. Получилось прикосновение. Скоро мы старательно целовались, без суеты и без запинок. Целуясь, я не переставал рефлектировать. С одной стороны, я брал свое, принадлежащее мне по праву. С другой — я воровал поцелуи. Не у Светы, кратковременно сменившей упрямство на податливость и смутный энтузиазм. Я воровал их у друга, который, ничего не подозревая, выпивал в соседней комнате.
       — Ты сегодня со мной?
       — Нет. Извини, но меня позвал Слон.
       — Я тоже звал тебя, — сделал я слабую попытку возразить. Как будто все дело было в том, кто кого позвал. Как-будто я мало звал Свету: в кино, театр, цирк.
       — Папик, что ты там делаешь? — наигранно весело крикнул Слон.
       Света виновато повела бровями, и мы вернулись к столу.
       Скворец самозабвенно вел вечер.
       — Давайте же накатим за последний советский выпуск.
       Мы действительно были последними, кто закончил школу в Советском Союзе. Мы, конечно, накатили, несмотря на то что сам-то Скворец в течение всего вечера посасывал одну рюмку и больше говорил, чем делал.
       — А вы знаете, что такое мартини? — Слон поспешил реанимировать беседу.
       — Ну... как... это вермут, — неуверенно протянула Катя.
       Однажды на уроке литературы Катя честно призналась, что не любит поэзию Северянина.
       — Но как же так, Катя?! — недоумевала прогрессивная учительница, — вы же красивая девушка, вам же нравится красивая жизнь, хорошее вино.
       Катя загадочно улыбалась.
       Судя по "Монастырской избе", о хорошем вине она могла узнать только из поэзии. Блистательные энологические колонки Майкла Рэндалла еще не начали выходить многотысячными петербургскими тиражами под псевдонимом Ник Адамс.
       — Мартини, — торжествующе произнес Слон, — это коктейль. Смешивается вермут, джин, можно водку, и оливка, можно также маринованную луковку.
       Вермута на даче не было. Оливок, как ни странно, тоже. В результате мы смешали все сладковатое вино, которое не допили Катя и Света, с водкой, которую не допили мы. Вместо оливок в получившееся месиво накрошили свежего лука.
       Каждый выпил. Никаких особых слов никто не сказал, однако напиток, безусловно, послужил катализатором. На фоне такого изыска простое выпивание утратило всякий смысл.
       — Ну что, по люлькам? — радостно предложил Скворец, — я провожу принцессу до ее будуара.
       Скворец с Катей ушли. Мы перелили весь "коктейль" в литровую бутылку и продолжали делать вид, что нам дико интересно сидеть за столом и по третьему разу слушать альбом Jazz группы Queen. Инициатива была упущена. Я понимал, что проиграл, и не желал тянуть время.
       — Что-то и мне спать пора.
       — Ну, спокойной ночи, Папик, — оживился Слон.
       Я ушел в холодную комнату, улегся на кровать и крепко загрустил. Тогда мне еще только предстояло посмотреть "Касабланку" с ее недвусмысленной пацанской моралью — ради хорошего человека и девушки не жалко. Любовь — прекрасно, но есть вещи и поважнее, например одобрительный кивок бывшего конкурента или искреннее уважение врагов. Неожиданно, как это всегда бывает, я заснул. Мне снились Мэрилин Монро и Софи Лорен. Две кинозвезды обнимались, но, едва завидев меня, отворачивались.
       — Тебе нельзя, — поджимала губки Софи Лорен.
       — Ну, ты же понимаешь, — добавляла Мэрилин Монро извиняющимся тоном.
       Я проснулся рано утром, сделал себе чай, куснул вчерашнего пирога и вышел на улицу.
       Потом вернулся, взял со стола бутылку вчерашнего пойла, разбил ее о крыльцо, съехал вниз по ледяной лестнице, выругался и зашагал по хрустящему снегу в сторону станции. Спирт моментально растворился в утреннем воздухе. Солнце защекотало непокрытую голову. Хвойные выстроились в ряд. Лесистый горизонт подернулся маревом. Можно даже сказать, запахло весной.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...