В московском кинотеатре "Америком" состоялась премьера фильме Sense and Sensibility — одного из главных "оскаровских" номинантов, удостоенного, правда, в конечном итоге лишь приза за лучшую киноадаптацию прозы. Впрочем, экранизация первого романа Джейн Остин прославилась задолго до торжественной церемонии в Лос-Анджелесе. Помимо "Оскара" у нее есть несколько американских "Золотых глобусов" и берлинский "Золотой медведь". В российский прокат картина выходит под названием "Разум и чувство". Учитывая, сколь важна была для Остин игра не только со смыслом, но и со звучанием слова, перевод "Чувство и чувствительность" кажется более точным.
Если не знать, что продюсеры в течение нескольких лет искали сначала сценариста, потом режиссера фильма, можно предположить, что автор сценария и исполнительница главной роли Эмма Томпсон придумала и проделала все сама. Что желание литературно одаренной актрисы войти в образ автора изящнейших образцов изящной словесности и позволило Томпсон решить столь непростую задачу как экранизация "культовой" женской прозы. Впрочем, эпохальный "Унесенные ветром", казалось, давал фору каждому, кто готов был решиться на столь экстравагантный шаг.
Хотя, конечно же, романы Митчелл и Остин, равно как и их киноверсии, разнятся не только качеством. Если в Скарлетт О`Хара Америка хотела увидеть себя реальную, то в героине Остин — найти наконец тот идеал, что потеряла, оторвавшись от своих английских корней. К тому же батальный размах "Унесенных ветром" далек от камерности книги Остин — хотя и написанной в разгар наполеоновских войн, но отгороженной от внешних потрясений непроницаемой стеной британской самодостаточности.
Островной мир и стал предметом тщательнейшего воссоздания в фильме. Картина поставлена в том "археологическом" стиле (то есть максимально внимательном по отношению к деталям эпохи), в котором любили ставить спектакли в викторианской Англии. Современный англичанин-режиссер вряд ли мог бы принять эту игру всерьез — хотя бы потому, что эпоха Джейн Остин еще не стала для него археологическим достоянием.
Но фильм ставил не англичанин, а тайванец Энг Ли. Он тщательно пытается реконструировать чужую цивилизацию — и весь голливудский перфекционизм в создании обстоятельств места и времени служит ему в том подмогой. Хотя порой эта старательность оборачивается комичной и неожиданной для авторов стороной. Любимый остиновский образ — порок, скрытый под маской нежного мужского легкомыслия, — в простодушном и добросовестном кинопереложении оказывается не менее скучен, чем добродетель. Хотя скучнее страдающей мужской добродетели — в этом фильме, во всяком случае, — кажется ничего уже придумать нельзя. Госпожа Остин, любящая провести добродетель через испытания, чтобы в финале от имени судьбы ее вознаградить, явно не позаботилась о тех, кто будет пересказывать сюжет без ее веры в торжество справедливости и иронии по отношению к собственным романтическим устремлениям.
Настоящая жизнь в фильме возникает, когда затверженный голливудский "урок английского" уступает место рефлексии современных британских художников по поводу собственных культурных корней.
Хью Грант, пожаловавшийся не так давно в интервью журналу Empire, что англичане слишком зажатая, а потому чрезвычайно скучная нация, расстается с выигрышным амплуа романтического героя и очень смешно играет именно эту зажатость, скуку и скованность. Не давая фильму стать очередной голливудской "исторической" мелодрамой и взращивая на пару с Томпсон некий странный гибрид — из ностальгического ретро и интеллектуальной комедии положений.
Сама же Томпсон, вопреки правилам не скрывающая возраста (ей сейчас примерно столько же, сколько было автору в момент выхода книги), играет не чувство, противопоставленное чувствительности, и даже не разум — а интеллект. В коем, видимо, и было главное очарование написавшей несколько дивных романов про любовь, но так и не вышедшей замуж Остин.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА