Выставка современное искусство
В Московском музее современного искусства в Ермолаевском переулке открылась выставка Константина Звездочетова "Не выдержал", сделанная галереей XL в рамках программы "Москва актуальная". Лучшего новогоднего подарка, чем первая ретроспектива ветерана групп "Мухомор" и "Чемпионы мира", панка, хулигана и пересмешника, к которому, несмотря на статус живого классика, так и не прилипла позолота, не получала АННА ТОЛСТОВА.
Вы приходите в музей, поднимаетесь на второй этаж и видите, что весь он завешан пейзажами: голубой фон, черный контур, бегло обрисовавший дорожки, леса, поля и долы, тронутые зеленым, а также домик с красной крышей. То есть все картины разные и в то же время одинаковые, поскольку собраны, как конструктор, из одних и тех же элементов: голубой фон, черный контур, зелень, домик с красной крышей. Элементы эти всякий раз искусно перетасованы, так что один пейзаж напоминает композиционную схему Куинджи, другой — Гюбера Робера, третий — Кирхнера, а большинство — картинки из учебника рисования для учителей младших классов. Ага, концептуальный проект, догадываетесь вы и поднимаетесь на третий этаж, а там опять те же домики. "Домик в Одессе", "Домик в Барвихе", "Домик в Коломне", "Домик в Капотне". Тут вас начинает разбирать смех, превращающийся в откровенный хохот на четвертом этаже, где все то же самое. И вы понимаете, что имеете дело не с концептуалистом, а с клоуном. Который, кстати, явился на вернисаж в шутовском колпаке и с красным носом на резинке, получил по физиономии тортом и совершенно довольный расхаживал весь вечер в кондитерском гриме.
И все же пятый этаж, где в артистической тесноте большой коммунальной инсталляции собрано нечто вроде ретроспективы, а вернее, дайджеста того, что было сделано одним веселым художником с конца 1970-х до наших дней, убеждает, что концептуализм в отношении Константина Звездочетова точное слово. То есть, конечно, панковская деятельность "мухоморов" и "чемпионов мира" — с их хулиганскими альбомами и акциями вроде "Вечера памяти поручика Ржевского", с их вылазками на территорию массовой культуры, в псевдоавторское кино и симулятивный рок,— была отчасти аллергической реакцией на глубокомыслие языковых игр старших концептуалистов. Но за что бы ни брался сам Константин Звездочетов — за исторические комиксы про Наполеона и декабристов, написанные, как если бы Делакруа работал в журнале "Веселые картинки", за героический эпос в манере карикатур "Крокодила", за иронические молельни и иконостасы, где типовой декор новогодних открыток и детских площадок обнаруживают священные иконографические прототипы,— все это тоже оказывается бесконечной игрой с цитатами. Только у него, выпускника постановочного факультета Школы-студии МХАТ, игры без философического пафоса — карнавальные и простодушно-смешные, как объект "Бычки в томате", где в трехлитровой банке с красноватой жижей плавают окурки. И три этажа тавтологических пейзажей, которые на самом деле перерисованы с крокодильской карикатуры Гиглы Пирцхалавы на премудрых эстетов, что с ученым видом разгуливают по выставке одинаковых картин, это, в сущности, тоже упражнение в языке. Языке, которым все уже сказано и которым тем не менее приходится говорить. Чтобы и публика, невольно поставленная на место персонажей карикатуры "Крокодила" хрущевских времен, почувствовала, каково это — оказаться в языковом круге, из которого выхода нет.
Привязанность к родному изобразительному языку стала отягчающим обстоятельством для Константина Звездочетова, про которого многие не понимают, отчего это он звезд с неба не нахватал, хотя еще с начала перестройки участвовал в самых авангардных выставках и фестивалях современного искусства по всему миру, что, казалось, обещало международную карьеру не хуже кабаковской. Однако тексты Ильи Кабакова про "Десять персонажей", как выясняется, легко поддаются переводу. А чтобы истолковать визуальный ряд, составленный из боярыни Морозовой в крокодильском стиле, трех богатырей, усаженных на деревянные лошадки на колесиках, и мозаики а-ля станция метро "Киевская" с Трусом, Балбесом и Бывалым, и объяснить, какую роль все это играет в культурном космосе советского человека, понадобятся талмуды комментариев. Или вот последний звездочетовский шедевр, представленный минувшим летом на "Европейской мастерской": письменный стол, облепленный со всех сторон массивными позолоченными маскаронами в виде солнышек и коровьих головок, позаимствованных в совковом упаковочном дизайне; венский стул, крашенный под родную березу; пластиковая избушка на курьих ножках в качестве светильника; резной ларец для сигарет Camel и — главное — самовар, расписанный силуэтами гоголевских героев наподобие чернофигурной амфоры. Ну как перевести этот ернический кабинет славянофила-западника на эсперанто contemporary art? Да и надо ли?