С национальными и региональными проблемами сейчас сталкиваются многие страны независимо от их экономического положения и политической системы. И даже в старой доброй Англии, где национальные проблемы, казалось, создают лишь террористы из ИРА, можно найти немало аналогий с Россией. Репортаж специального корреспондента Ъ ДМИТРИЯ Ъ-КАМЫШЕВА.
Англичане и другие британцы
Строго говоря, "старую добрую Англию" правильнее было бы называть "новой Великобританией". Во-первых, в нынешних границах страна существует сравнительно недолго — после окончательной потери последних колоний. Во-вторых, жители Эдинбурга или Кардиффа не на шутку обидятся, если им скажут, что они живут в Англии: вам любой шотландец или валлиец ответит, что ни Шотландия, ни Уэльс Англией не являются. Хотя эти территории перешли под власть Лондона несколько веков назад, память об этом жива до сих пор. "Оккупантами" англичан не называют, но и отношения к тому, что они натворили во времена завоевания британских окраин, не скрывают. Во многих шотландских музеях на видных местах выставлены таблички, где сказано, что тот или иной экспонат представлен лишь копией, а оригинал вывезли англичане после покорения Шотландии. Похоже, именно чувство исторической обделенности, усиленное отсутствием хотя бы минимальных признаков автономии (британские провинции не имеют парламентов и управляются назначаемыми из Лондона чиновниками), ускоряет рост национального самосознания неанглийских граждан страны.
Чернокожие валлийцы и "имперский" Лондон
Скоростной поезд, курсирующий между Лондоном и валлийской столицей Кардиффом, чем-то сродни машине времени — столь сильно в Уэльсе дыхание прошлого. История напоминает о себе и многочисленными древними замками, и продающимися в каждой сувенирной лавке "любовными ложками", которые средневековые валлийские Ромео дарили своим Джульеттам, и даже валлийским языком, относящимся к кельтской группе и считающимся одним из древнейших живых языков Европы. Кстати, в Уэльсе расположен и населенный пункт с длиннейшим в Великобритании названием, которое состоит из 58 букв и переводится как "Церковь Девы Марии у белой осины над водоворотом и церковь святого Тисилио у красной пещеры".
Кардифф поражает умиротворенностью. И даже к проблемам, волнующим почти всех англичан, валлийцы, похоже, равнодушны: террористы из ИРА, считая, видимо, уэльсцев не менее угнетенной нацией, обходят Уэльс стороной, а скандалы в королевской семье вызывают у валлийцев снисходительную улыбку. Кстати, к принцу Уэльсскому, несмотря на "родной" титул, здесь относятся без благоговения. На фоне этой идиллии неожиданной кажется нескрываемая неприязнь жителей Уэльса к англичанам вообще и к чиновникам из Лондона в частности. Конечно, выражается это в весьма интеллигентной форме и в лозунги типа English, go home! не выливается. Зато почти каждый валлиец, с кем доводилось беседовать, будь то в шумном пабе или в редакции газеты, неизменно разъяснял, что уэльсцы живут плохо лишь потому, что англичане тратят собираемые здесь налоги неизвестно на что. В местной прессе конфронтационный подтекст ("угнетаемый" Уэльс против "имперской" Англии) можно заметить во всем: в заметке о проблемах турбизнеса, в интервью с поп-звездой и даже в очерке о жизни кардиффских пожарных. А уж спорт дает "пиратам пера" просто необъятный простор. В день матча по регби между сборными Англии и Уэльса в Турнире пяти наций респектабельная уэльсская газета The Western Mail публикует статью под выразительным заголовком "Почему мы любим ненавидеть англичан". Автор убедительно доказывает, что встречи на регбийном поле между Уэльсом и Англией являются продолжением многочисленных войн, которые веками вели свободолюбивые валлийцы с английскими захватчиками. А потому каждой победой, добываемой Уэльсом в спорте, валлийцы как бы компенсируют те давние поражения, после которых именно им приходится платить налоги Лондону.
Самое удивительное, что подобное отношение к Англии свойственно и потомкам поселившихся здесь когда-то англичан, и даже выходцам из весьма далеких от Великобритании стран. Первые считают себя настоящими уэльсцами, в массовом порядке отдают детей в валлийские школы и берутся за изучение валлийского языка, вторые же порой чувствуют себя чуть ли не большими уэльсцами, чем коренные жители. Один из членов нашей журналистской группы разговорился с таксистом-африканцем, чей отец приехал в Уэльс лет двадцать назад. Негр гордо называл себя валлийцем, убеждая русского гостя, что без англичан "нам, уэльсцам" жилось бы гораздо лучше...
Любопытно, что к подъему национального духа валлийцев приложили руку как раз нелюбимые ими англичане: и программа развития уэльсских школ, и канал телевидения, вещающий 20 часов в сутки исключительно на валлийском языке (на нем, кстати, говорит лишь 20% жителей), финансируются напрямую Лондоном. Между тем рост национального самосознания усилил и политические требования (прежде всего о большей автономности и о праве на местный парламент), чем немедленно воспользовались лейбористы: пообещав валлийцам то, чего им не дают лондонские консерваторы, они получили за это подавляющее большинство мест в муниципальных советах Уэльса.
Шекспировские страсти на региональной сцене
В самой Англии национальные проблемы не столь актуальны, но и здесь, например в сфере региональной политики, бушуют порой почти шекспировские страсти. Депутаты муниципальных советов, подобно бедному Гамлету, пытаются отстоять право на самостоятельность (соответственно, на решение бюджетных вопросов), а коварные лондонские клавдии норовят у них это право отнять, попутно объявив местные советы сумасшедшими и ограничив сверху их доходы и расходы. Слово "федерализм" для лондонских политиков — почти ругательное, а все шаги по ограничению прав провинций британское правительство оправдывает заботой о целостности страны. А потому объем полномочий муниципальных органов в последние годы неуклонно сокращается: по мнению самих провинциалов, если дело так пойдет и дальше, через пару лет им будет дозволено проявлять собственную инициативу разве что в вопросах уборки мусора.
В отличие от российских федеральных начальников, норовящих спихнуть на плечи регионов побольше расходов, власти Великобритании готовы финансировать графства и округа чуть ли не на 100% — лишь бы муниципалы не имели возможности самостоятельно зарабатывать и тратить деньги. Наиболее ярким тому примером можно считать введенные еще правительством Тэтчер в середине восьмидесятых ограничения, по которым расходы местных властей не могут превышать установленных Лондоном лимитов, даже если они полностью покрываются ростом местных налогов. А на тот случай, если на местах попытаются проигнорировать мнение центра, консерваторы приберегли совершенно замечательный нормативный акт, разрешающий кабинету распустить муниципальный совет, назначив в регион своих представителей до следующих выборов. Лишение муниципалов свободы в отношении местных налогов (полученной ими еще в 1601 году) правительство объясняло высокими целями борьбы с инфляцией. Однако в первую очередь это привело к значительному росту зависимости регионов от центра: десять лет назад за счет местных налогов финансировалась половина их расходов, теперь — лишь 20%. Поэтому конфликты с Лондоном чреваты для муниципалов реальными материальными потерями: кусать руку, которая тебя кормит, недальновидно.
Политические мотивы введения лимитов были не менее весомыми, чем экономические. Советы графств и округов — традиционная вотчина лейбористов, а насолить конкурентам при каждом удобном случае для британских политиков — дело чести. Правда, с этой точки зрения ограничения оправдали себя лишь отчасти: хотя возможностей влиять на ситуацию в регионах у лейбористов убавилось, на симпатиях избирателей это почти не сказалось — прошлогодние местные выборы завершились для тори полным провалом, под их контролем остались лишь один совет графства и советы четырех округов Большого Лондона. Однако даже после столь сокрушительного поражения правительство не оставляет надежд на хотя бы частичную победу. Средством ее достижения Лондон избрал древнее правило "разделяй и властвуй", начав в последнее время кампанию по повышению статуса некоторых окружных советов до уровня советов графств. Естественно, последние сопротивляются изо всех сил, ибо рискуют в результате реформы не только потерять значительную часть получаемых из центра дотаций, но и сильно потерять в размерах. Округа же, на которые пал счастливый выбор, — если, конечно, они не желают упустить столь редкий шанс, — вынуждены хотя бы на время покинуть "антилондонскую коалицию" и не перечить добрым дядюшкам из столицы.
Сами избиратели, для которых вроде бы все это и делается, относятся к местным органам все с большей прохладцей. В последние годы в местных выборах участвует лишь около трети избирателей, что для Великобритании, имеющей богатые традиции местного самоуправления, крайне низкий показатель. Британские аналитики не исключают, что через пару десятилетий муниципальные советы, находящиеся в ведении министерства окружающей среды, могут стать такой же малозначительной частью пейзажа, как кусты, трава, камни и другие детали этой самой среды.