Как гласит русская народная пословица, "опять весна, опять хочется в Союз". В марте 1992 г. народные депутаты СССР конспиративно собрали чрезвычайный VI съезд в доме культуры племенного совхоза "Дружба", живописно расположенного на берегах подмосковной реки Мочи, — и при таинственном мерцании свечей (совхозные электрики отключили ток) восстановили Советский Союз. Память о романтическом весеннем пикнике оказалась столь привлекательной, что спустя четыре года думцы решили повторить восстановительный опыт. Уместность повторного восстановления была тем более велика, что по различным причинам не всем нынешним думцам-патриотам удалось тогда побывать в племенном совхозе. Народные депутаты СССР Лукьянов и Варенников сидели в тюрьме за августовские дела, два Геннадия — Зюганов и Селезнев — побоялись явиться на берега Мочи страха ради иудейска, а лидер ЛДПР Жириновский хотя и бесстрашно поехал, но заблудился в бестолковице подмосковных проселков, и Союз был восстановлен без него. В этом году все оказались в сборе, и не было никаких причин отказаться от доброго мартовского обычая — в конце концов, если есть мартовские коты, то почему не может быть мартовских депутатов?
Концерт, устроенный депутатами, оказался столь сладкозвучен, что лидеры стран ближнего и дальнего зарубежья стали затыкать уши пальцами, плеваться и даже швыряться в нарушающих их покой депутатов разными подручными предметами. Видя, как неразвиты заграничные политики в морально-политическом, а равно гражданско-нравственном отношении, пострадавший от демонстративного остракизма корифей депутатского концерта Геннадий Селезнев строго осудил политиков, нарочито пренебрегающих его обществом: "Поражает та беспечность, с которой серьезные люди, называющие себя президентами стран ближнего зарубежья, действуют так, как действовали раньше всегда, будучи членами Политбюро ЦК КПСС: генсек Горбачев сказал, как надо отреагировать, — они и отреагировали".
Отреагировавшие круче всех Кучма и Тер-Петросян в Политбюро не состояли, но аналогия представляется не вполне точной и по другой причине. Инстинкт самосохранения часто подвигает самых разных людей к совершенно однотипной реакции на угрозу. Например, при виде собаки, страдающей водобоязнью, не только мнимые, но и самые настоящие члены Политбюро ЦК КПСС дружно проявили бы крайнюю опасливость — при этом ими двигала бы отнюдь не партийная дисциплина, но понимание того большого вреда, которое может причинить им бешеное животное. Когда при виде сорвавшихся с цепи коммунистов в людях срабатывает инстинкт выживания, этот феномен объясняется не столько номенклатурной этикой, сколько нормальными рефлексами подкорки, и покуда коммунистическое большинство Думы не примет постановление о денонсации первой сигнальной системы человеческой психики, так огорчившая Селезнева реакция на мероприятия КПРФ будет повторяться с удручающим однообразием. И тем не менее реплика спикера, так пренебрежительно относящегося к дисциплине, господствовавшей некогда в ленинском Политбюро ЦК КПСС, и тем самым впадающим в отъявленное очернительство лучшего периода отечественной истории, вселяет глубокий оптимизм. Столь наглядно подтверждая правоту Солженицына, писавшего, что "и собственным знаменем они подотрутся", Селезнев доказывает правоту тех, кто отмечает явную эволюцию КПРФ в сторону социал-демократизма, т. е. готовность использовать знамя марксизма-ленинизма для самых различных повседневных надобностей.
Не менее богатые эволюционные способности проявил и генерал Руцкой, закончивший пятилетку странствий. Wilhelm Meister`s Wandeljahre начались весной 1991 года, на III съезде народных депутатов РСФСР, когда полковник Руцкой учредил проельцинскую фракцию "Коммунисты за демократию", с чрезвычайной страстью обличил Зюганова в том, что ведомая им РКП готовит "новый 37-й год", после чего был торжественно вычищен из рядов столь злонамеренной партии. Но годы идут, и постранствовав по свету, Руцкой вернулся к старым соратникам, приветствуя их похвальной речью: "Коммунистов называют вандалами. Но вы посмотрите на их лица — разве есть на них выражение дебильности?"
Наряду с прочими качествами коммунистам — особенно в 20-30-е годы — была присуща и крайняя наклонность к вандализму, т. е. бессмысленному разрушению памятников культуры. Сегодня мало кто боится, что именно вандализмом будут ознаменованы первые шаги пришедших к власти коммунистов. С одной стороны, люди больше опасаются за свое имущество, жизнь и свободу, с другой — иные украсившие Москву новые памятники культуры таковы, что вандальское отношение к ним не у всех вызвало бы однозначно негативную реакцию. Всерьез боится вандализма только мэр Юрий Лужков, предположивший, что коммунисты опять захотят взорвать Храм Христа Спасителя — как будто у них не будет других, куда более интересных и всеобъемлющих мероприятий. Очевидно, с мэром и полемизирует Руцкой, уверяя его в том, что, будучи лишенными открытых признаков дебильности, лидеры КПРФ приберегут разрушительные орудия для иных целей — соображение важное и совершенно утешительное.