Фестиваль "Золотая маска" открывался спектаклем "Призрачный бал" на сцене Музыкального академического театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Возможно, еще и потому, что секретарем Союза театральных деятелей (учредителя национальной театральной премии) и директором театра является один и тот же человек — Владимир Урин. В дверях театра он встречал гостей вместе с директором фестиваля Эдуардом Бояковым. Директорские фрачная пара и галстук-бабочка убедительнее всего свидетельствовали о торжественности мероприятия.
Вечер начинался другим одноактным спектаклем Дмитрия Брянцева. Он называется "Одинокий голос человека" (как пьеса Кокто и фильм Александра Сокурова — режиссера, у которого Брянцев снимался) и всегда дается в паре с "Призрачным балом". Это танцевальная притча на музыку Паганини, Вивальди и Китаро. На сцене — зеркальный павильон (художник обоих спектаклей — Владимир Арефьев). Где-то вдалеке по ту сторону мерцающих створок — лестница, ведущая из небытия в жизнь и уводящая обратно. Наверху в таинственной полутьме восседает прекрасная дама в огромной шляпе с ниспадающими волнами белого шлейфа. Ее зовут Смерть.
Когда-то в начале столетия Гордон Крэг дополнил шекспировского "Гамлета" образом Смерти. Светлая и ликующая, танцующая "под музыку серебряных капель", она олицетворяла покой и облегчение. Играть эту роль должна была Айседора Дункан. Не сложилось. В балете Дмитрия Брянцева Смерть танцует Светлана Цой — балерина загадочная и экзотичная. Человека — наверное, самый красивый артист московской балетной сцены — Владимир Кириллов. Надежду, Разочарование и Отчаяние — Светлана Кожанова, Елена Голикова, Кадрия Амирова.
Возможно, главное, что отличает "Одинокий голос человека" от "Призрачного бала" — наличие сюжета. Хотя две постановки безусловно связаны между собой мыслью об ирреальности и кратковременности человеческого существования. В "Одиноком голосе..." угадывается литературная логика: в нем есть экспозиция, завязка, кульминация и развязка, в нем действует Герой. "Призрачный бал" — образец чистой хореографии. Он исключительно хорош тем, что не навязывает зрителю заранее данного знания. Нагрузка ложится лишь на воображение — восприятие оказывается совершенно индивидуальным и зависит от личного опыта и переживаний человека, пришедшего в театр. Ему даровано доверие — к одинокому голосу человека.
Герой окончил земную жизнь. Он оказывается по ту сторону бытия. Он и другие. Их — десять. Всего пять пар. Вокруг — белые летящие занавеси, будто разросшийся до размеров сцены шлейф Смерти. Тускло поблескивает под ногами танцоров пол бальной залы. В некоем подобии мазурки скользят по нему человеческие тени-лепестки и отрываются от стеблей-партнеров в безвольном поиске новой пары. Соединяются вновь и остаются вдвоем. Пять дуэтов и несколько интермедий — вот и весь спектакль. Костюмы отличаются только цветом рубашек и верхних юбок. Может быть, следует искать смысл в чередовании цветов? Голубая пара — раннее утро, пробуждающаяся любовь, нежная и прозрачная. Розовая — лукавая заря, Эос, на миг коснувшаяся бледного небосвода. День — шутливый и капризный — занимается с появлением третьей пары. Желтые наряды четвертой — садящееся солнце окрашивает в драматические тона танец и уступает место сумеркам. В вальсе сменяются дневные часы, сезоны года и времена любви. Танец рефлексирует по "Шопениане" и "Сильфиде", по белому акту "Жизели" и аристократическому сиянию дворцовых залов. В воспоминаниях проходит жизнь. Мы спим и видим замедленный сон. В нем движутся бесплотные мужчины-эльфы и вечные девственницы. В этом танце трудно кого-то выделить, в нем нет никаких технических акцентов — тридцать два фуэте, сорок восемь жете, миллион акробатических трюков. Только душа, изящество, грация. Гипнотизирующая красота и гармония. Мираж в пустыне.
Может быть, стоило показать его в конце фестиваля. Ведь из пяти драматических спектаклей, представленных к "Маске", четыре заканчиваются смертью действующих лиц. Гибнет Грегор Замза из "Превращения", Катерина Ивановна Мармеладова и Настасья Филипповна, Яков Коломийцев в "Последних" Максима Горького. И нигде Смерть не приносит ни избавления, ни облегчения. Только в балете Брянцева.
МАРИНА Ъ-ТИМАШЕВА