В кризис проблема достоверной отчетности вышла на первый план. Благодаря манипуляциям с отчетностью бывшим владельцам санированных банков удавалось до последнего совершать рискованные операции. Несложные бухгалтерские действия позволяют показать рост кредитования, чистую прибыль и даже улучшение качества заемщиков. Насколько все это достоверно отражает реальное положение дел в том или ином банке или компании, решать аудитору. Что видели аудиторы в отчетности "КИТ Финанса" и "Глобэкса" год назад, как регуляторы сами создают условия для манипулирования с отчетностью и чем аудиторские компании готовы поделиться с ЦБ, в интервью "Ъ" рассказал глава компании ФБК СЕРГЕЙ ШАПИГУЗОВ.
— Во время кризиса компании стали активнее приукрашивать отчетность?
— Когда вы рассматриваете отчетность на фоне падающего рынка, картина "приукрашивается" сама собой. Потому что все оценки, которые даются в отчетности, связаны с прошлым периодом, с прошлыми результатами. Понятно, что заинтересованным пользователям интереснее увидеть не прошлое, а будущее, некий прогноз. В частности, поэтому в отчетности по МСФО в значительной мере используются оценки, основанные на прогнозах денежных потоков, которые сможет создать бизнес. Требуется как минимум пятилетний прогноз. Однако в условиях финансовой и рыночной нестабильности сделать это довольно сложно. В какой-то степени приукрашивание было стимулировано самими создателями стандартов международной отчетности. Кстати, надо отдать им должное: во время кризиса они очень оперативно поменяли критерии оценки некоторых видов активов.
— Вы имеете в виду, что стандарты МСФО уже меняются под влиянием кризиса?
— Да, за последний год появились поправки к МСФО, которые позволяют создавать меньшие резервы. Поправки к стандартам 7 и 39 МСФО "Реклассификация финансовых активов" позволяют оценивать некоторые активы не по текущей рыночной стоимости, а по так называемой справедливой стоимости. Благодаря этому, например, Deutsche Bank удалось на €845 млн сократить резервы. Если бы применялись МСФО в старой форме, то консервативная оценка, которая возникает в связи с резким падением рыночных цен и платежеспособности компаний, существенным образом сказалась бы и на оценке резервов. Резервы были бы больше, прибыль — меньше, а это отрицательно повлияло бы на все финансовые показатели компании и условия ее кредитования. То есть начал бы действовать принцип домино. Чтобы остановить этот обвал, а значит, и противостоять развитию кризиса, как раз и были изменены международные стандарты. И я думаю, что это только первая ласточка.
— А если все-таки фактов манипулирования с отчетностью станет больше, как будут действовать аудиторы?
--У аудитора есть четыре возможности: выдать положительное заключение, выдать заключение с оговорками, выдать отрицательное заключение или отказать в выдаче заключения, если аудитор считает, что ему недостаточно информации для вынесения квалифицированного суждения. Мы будем действовать в соответствии с профессиональными стандартами.
Однако есть другая проблема. Давайте разберемся, что считать манипуляцией. Казалось бы, все понятно: манипуляция — это злоупотребление положением, которое помогает скрывать фактическое состояние дел в интересах одних во вред другим. При этом мерилом справедливости может служить профессиональная оценка аудитора — согласится ли он с теми методами оценки перспектив и обязательств, из которых исходит составитель отчетности. Но, например, все аудиторы, проверяя отчетность, используют принцип "действующего предприятия", в частности, анализируя возможности рефинансировать его долги. А вот здесь многое зависит от исходных предпосылок. Например, банк, оценивая свои перспективы, решает, сможет ли он получить рефинансирование своих обязательств в ЦБ. Если сможет — отлично, а если ответ "сможет, но частично"? Тогда банк прекращает рефинансирование части долга своих заемщиков и выставляет требование к погашению кредита. А сможет ли заемщик банка вернуть долг? Оценка этого зависит от прогнозов, как будет развиваться кризис, каким будет валютный коридор, каким будет дефицит бюджета и т. д. Как известно, в конце прошлого года был принят федеральный бюджет-2009, но в апреле его очень существенно отредактировали. Получается, что исходные предпосылки, из которых исходил составитель отчетности в начале года, к середине изменились. Соответственно, отчетности тогда и сейчас будут различаться. Является ли это манипуляцией?
Другой пример. Банк России разрешил банкам с 1 января 2009 года пролонгировать кредиты и снизить под них резервы, а также часть ценных бумаг из торгового портфеля перевести в инвестиционный и оценивать их по докризисной цене — по котировкам на 1 июля прошлого года. Если эти изменения касаются одного конкретно взятого предприятия — это явная манипуляция, а если всего рынка — вроде бы уже и нет. И аудитор, проверяя отчетность, должен будет ее подтвердить, потому что она составлена в соответствии с теми правилами, которые приняты. Хотя оценки ценных бумаг в ней будут, мягко говоря, не очень актуальные.
— А до острой фазы кризиса те, кто умеет читать аудиторские заключения, могли понять, что "КИТ Финанс", "Глобэкс" или ВЕФК имеют более рискованную модель бизнеса? Аудиторы сами видели эти риски, предупреждали о них?
— Чтобы предупреждать о таких рисках в то время, нужно было быть больше, чем аудитор, быть на более высокой ступени, подняться над системой. В докризисной ситуации риски кредитования той или иной отрасли, уровень концентрации кредитного портфеля оценивались по-другому, не казались повышенными на фоне того рынка, который был. Поэтому нельзя говорить, что было заранее известно, что "Глобэкс", например, рухнет.
— Русь-банк — единственный, кто на сегодняшний день опубликовал полное аудиторское заключение, в котором его аудиторы — Deloitte в международной и ФБК в российской отчетности — сделали оговорку относительно "неопределенности в отношении соблюдения принципа непрерывности деятельности банка". Многие банки полное заключение не публикуют, и клиенты банка не имеют возможности адекватно оценить риски...
— Мы делали оговорку в пояснительной записке. Кстати, оговорки в аудиторском заключении накладывают дополнительные обязательства и на аудитора — по мониторингу ситуации. На сегодняшний день Русь-банк учел наши замечания, и, соответственно, наши сомнения устранены. Что же касается клиентов, вкладчиков и кредиторов банка, то им надо знать свои права: они имеют право запрашивать и получать публичную информацию. В частности, к публичной относится бухгалтерская отчетность, состоящая из форм, содержащих финансовые показатели, поясняющей информации, описывающей основные факты и условия деятельности организации, и полное аудиторское заключение. Увы, полную отчетность и полное аудиторское заключение получают только ЦБ и рейтинговые агентства.
— Кому еще кроме Русь-банка вы делали подобную оговорку?
— Практически никому. Первое — аудитор добивается от банка, чтобы резервы создавались в достаточном объеме. И если банк следует рекомендациям аудитора, то мы такой оговорки не делаем. Второе — мы должны получать всю информацию, которую считаем необходимой для оценки положения банка. Если информации недостаточно, мы указываем это в пояснительной записке, делаем соответствующие оговорки. В подавляющем большинстве банки--наши клиенты стандартам раскрытия информации следуют.
— Тема раскрытия информации волнует и регулятора. Как вы оцениваете предложение ЦБ обязать аудиторов раскрывать всю ставшую им известной о клиентах информацию перед регуляторами?
— Регуляторы с упорством, достойным лучшего применения, это продвигают. И я не понимаю зачем. Если такое понятие, как аудиторская тайна, будет отменено, то, скорее всего, нам придется закончить проводить аудит банков, потому что нормально аудировать не удастся. Сегодня больше, чем у госрегулятора, информации о банках и их операциях нет ни у кого. Они сами могут все что угодно посмотреть, проверить и оценить.
В международной практике существует возможность переложить на аудитора некоторые функции, которые призван выполнять надзорный орган. Например, в Англии есть небольшая, но эффективная команда государственных контролеров, которые пользуются услугами аудиторских компаний, ставят перед ними определенные задачи, в том числе и сбора информации об операциях банков. Понятно, что за такую работу им платит правительство, не банки. Между надзорным органом, банком и аудитором заключается трехсторонний договор, и по нему надзорный орган получает ту информацию, которая его интересует. Возможно, именно по такому пути нужно идти и России.
— Аудиторы будут проводить финансовые расследования по заказу регуляторов?
— На государственном уровне у нас этим занимается Росфинмониторинг. Когда эту службу возглавлял Виктор Зубков, мы с ним как-то встретились, поговорили (Виктор Зубков возглавлял Федеральную службу по финансовому мониторингу в 2004-2007 годах.— "Ъ"). Я предлагал: "Давайте мы будем вам помогать". Он внимательно выслушал, мне показалось, что идея ему понравилась. Но потом — видимо, на уровне уже других ведомств — все затормозилось. Видимо, решили, что хватит и Росфинмониторинга с его расследованиями. Но сейчас мы снова возвращаемся к этой идее — в ЦБ вроде бы готовы к тому, чтобы аудиторы им помогали заниматься финансовым мониторингом банков.
— То есть глава Центрального банка Сергей Игнатьев поддерживает эту идею?
— Как я понимаю, да. Вообще, это распространенная мировая практика — использование частных аудиторских компаний для целей финансового мониторинга. Мы давно говорим, что аудиторы готовы заниматься помощью Центральному банку при осуществлении и надзорных мероприятий, и финансового мониторинга.
— Как же планируется избежать конфликта интересов, ведь коммерческий банк может оказаться потенциальным или действующим клиентом аудитора?
— Бывший зампред Центрального банка Сергей Алексашенко любит повторять, что надзор — это вопрос политической воли. Если Центральный банк захочет прибегнуть к помощи частных аудиторов (а он хочет), то следующий шаг — осуществление соответствующей организационной поддержки. Главное, чтобы была воля руководства ЦБ, а она уже прозвучала, уже сформулирована как задача.
— Какие функции готовы взять на себя частные аудиторские компании?
— Мы можем организовать мониторинг работы коммерческих банков по тем же правилам и методикам, которые применяет ЦБ. Мы можем формировать те же документы, которые формируются при проверках коммерческих банков Центральным банком. Вопрос, кто это будет оплачивать.
— С 2010 года по закону "Об аудиторской деятельности" рынок аудита переходит на саморегулирование. Саморегулируемые организации (СРО) получают довольно широкие полномочия. Где будете вы?
— Полноценный статус СРО получат только с 1 января, когда закончится определенный законом переходный период и когда СРО пройдут процедуру регистрации в Минфине. До конца года каждая аудиторская компания должна определиться, в какую СРО вступить. Не вступившие в аккредитованные Минфином СРО аудиторские компании не смогут работать. Мы буквально на днях вступили в Аудиторскую палату России, в которой состоит "большая четверка" (аудиторские компании PricewaterhouseCoopers, Ernst & Young, Deloitte & Touche и KPMG.— "Ъ").
— У СРО есть полномочия исключать своих членов, нарушающих стандарты работы. Стоит ли ждать резкого сокращения числа аудиторов в ближайшие годы?
— Нет. Вообще, на Западе эта система работает так: никого сразу не исключают, действует система предупреждений, дается время для устранения нарушений. В принципе если вы обладаете неким профессионализмом и желанием остаться в этом сообществе, то "вылететь" довольно трудно.
— Но на рынке уже наверняка сформировались некие черные списки аудиторов, которые замечены в неоднократных нарушениях профессиональных стандартов?
— Черных списков нет. И не думаю, что злоупотреблений так уж много. Я недавно разговаривал с коллегой из Италии — там есть крупные фирмы и много маленьких. Маленькие — это индивидуальный аудитор и его помощники. И эти маленькие фирмы сейчас очень востребованы. Разница в цене услуг колоссальная — большие фирмы не могут давать такую цену, потому что они должны выполнить целый набор требований по стандартам проведения аудита, должны все собрать, систематизировать, провести контроль качества. Все это требует трудозатрат и соответствующей оплаты. А индивидуальный аудитор приходит на предприятие консультантом, и с помощью своих знаний и опыта может достаточно быстро найти "узкие места" и грубые ошибки, которые совершены клиентом. Клиент очень доволен — цена маленькая, консультант приличный.
— Вы полагаете, у нас рынок также поделится?
— У нас он уже поделен. Все ГУПы, как правило, проверяются небольшими фирмами. Их нельзя назвать черными, нельзя сказать, что они подписывают заключение не глядя. Но конкурировать с ними в тендерах ГУПов, для которых цена является определяющим фактором, крупные компании (и мы тут не исключение) не могут. Стоимость этих услуг не соответствует тому объему затрат, которые мы понесем, чтобы провести высококачественный аудит. Проблема в том, что менеджмент ГУПов воспринимает аудитора лишь как консультанта, а других по-настоящему заинтересованных пользователей аудиторского отчета у ГУПов просто нет.
— Некоторые ваши коллеги полагают, что в следующем году аудиторов, как рейтинговые агентства, ожидает волна исков от пользователей финансовой отчетности...
— Теоретически такая возможность не исключена. Но я не думаю, что в связи с кризисом начнутся массовые иски к аудиторам. И не потому, что все аудиторы безгрешны. Просто ни одна российская аудиторская фирма не способна компенсировать мало-мальски крупные убытки клиента. Даже у саморегулируемых организаций компенсационный фонд будет достигать аж 3 млн рублей — на всех членов СРО.
— Когда формировалось законодательство о СРО, аудиторы же сами, наверное, лоббировали, чтобы взносы не были слишком обременительны для членов СРО?
— Мы не лоббировали. Мы говорили, что это страшная глупость — создавать эти фонды-"общаки". Провинившийся аудитор будет прятаться за СРО, которая его приняла. А коллеги будут защищать его, чтобы не платить. На наш взгляд, гораздо эффективнее было бы предусмотреть в законе обязательное страхование профессиональной ответственности аудиторов. И тогда, вероятно, ожидаемая компенсация была бы значительно больше. А сейчас я не вижу финансового интереса для пострадавших от некачественного аудита бороться за свои права. Какое крупное предприятие пойдет судиться с аудиторской фирмой, если сочтет, что она выдала заведомо ложное заключение, недобросовестно выполнила свои обязательства и т. п.? Чего можно будет добиться от этой фирмы в суде? Максимум отзыва лицензии. Судится с таким ответчиком просто экономически нерационально: выигрывать нечего.
— А бывают ли случаи, когда сами аудиторы судятся с клиентами?
— У нас это редкость. Но было несколько случаев, когда приходилось судиться с клиентами--государственными учреждениями. Например, с Российским фондом федерального имущества (РФФИ). Они вначале просто "потеряли" наше заключение и обвинили нас в том, что мы не сделали работу. Мы показали, что несколько месяцев назад сдали всю работу в их канцелярию. Есть подписи принимавших сотрудников фонда. Тогда они попытались доказать, что мы выдали "неправильное" аудиторское заключение. Началась длительная тяжба. В итоге мы выиграли, получили все деньги, полагавшиеся нам по контракту, и даже компенсацию за моральный ущерб. С Минсельхозом был у нас спор по консалтинговому проекту, который мы для них выполняли. Они пытались доказать, что наш отчет якобы не соответствовал их техническому заданию...
— Среди клиентов ФБК были и есть не только РФФИ и Минсельхоз, но и другие министерства, Федеральная налоговая служба. Госсектор вносит существенный вклад в прибыль ФБК? Вы долгое время были аудитором ЦБ...
— Вот как раз аудит Банка России — а мы были аудиторами ЦБ шесть раз — мы всегда рассматривали не столько как возможность заработать деньги, сколько как признание нашей профессиональной квалификации и оказанную нам честь. Тот доход, который мы получали, совершенно незаметен в общем объеме.
— Но клиенты-госкомпании в отличие от министерств и ЦБ, наверное, приносят вам хороший доход? Вы обслуживаете "Газпром", АЛРОСА, какую долю прибыли они вам обеспечивают?
— Мы считали, что 20% крупнейших клиентов обеспечивают компании ФБК 80% прибыли. Понятно, что многие из них — это государственные компании или компании с государственным участием. Однако это всего лишь отражение общей ситуации в экономике, где государство играет доминирующую роль.
— Как повели себя крупные клиенты во время кризиса?
— Нам удалось сохранить крупнейших клиентов и собрать хороший портфель заказов на 2009-2010 годы.
— Если крупные клиенты остались, значит, прибыль ФБК не слишком упала... А цены на услуги аудиторов?
— В текущем году нам удалось сохранить прошлогодний уровень рентабельности. Физические объемы бизнеса у нас сохраняются, так что, скорее всего, и финансовые объемы сохранятся на уровне прошлого года — по итогам 2008 года совокупная выручка ФБК составила 2,3 млрд руб. Выручка по направлению аудита несколько увеличилась — это чуть меньше половины в структуре наших доходов. Я опасался, что стоимость услуг по аудиту упадет процентов на 10. К счастью, нам этого делать не пришлось. Больше того, есть направления, где цены даже повысились.
— Портфель пухнет от заказов, цены практически не упали, выручка от аудита растет — ФБК не затронул кризис?
— Скажем так, мы не можем чувствовать себя лучше, чем наши клиенты. Сегодня довольно непростая ситуация с консалтингом. Предприятия предпочитают либо собственными силами сделать то, что ранее планировали передать на аутсорсинг консультанту, либо отложить проект до лучших времен. Меньше по сравнению с прошлым годом стало сделок по купле-продаже предприятий. В то же время, например, рынок слияний и поглощений компаний среднего бизнеса показал большую устойчивость в сравнении с сегментом крупного бизнеса. Спрос на услуги консультантов со стороны стратегических иностранных инвесторов остается постоянным и даже увеличивается. Если раньше мы старались держать определенный уровень рентабельности, то сейчас наблюдается некоторое расслоение — рентабельность довольно сильно отличается от проекта к проекту.
Я всегда говорил, что аудиторы и консультанты едва ли не последними начали ощущать кризис и первыми начнут расти, как только экономика начнет выходить из него.