гастроли / театр
На сцене киевского Молодого театра прошли гастроли Ивано-Франковского музыкально-драматического театра с нашумевшей постановкой "Солодка Даруся", претендующей в этом году на Шевченковскую премию. Спектакль по мотивам одноименного романа Марии Матиос, уже отмеченного высшей государственной наградой, потряс зрителей и ЮЛИЮ БЕНТЮ до глубины души.
Роман "Солодка Даруся" Марии Матиос, получившей за него в 2005 году Шевченковскую премию, причисляют к лучшим произведениям отечественной прозы, написанным за годы независимости. Собственно, в нем есть все, чего следует ожидать от такого титулованного текста,— крепкая интрига, сочная речь, очаровывающая полупонятными диалектизмами, и попытка на новом уровне осветить провокационную тему, которая не теряет актуальности. Время в романе идет против часовой стрелки, и завязка истории деревенской блаженной, немой Даруси, проясняется только в финале полувекового отрезка — от 1980-х к 1930-м годам, когда десятилетняя Даруся невольно проговорилась эмгэбэшникам о том, что ее отец помогает партизанам из УПА, получила за это конфету и навсегда перестала разговаривать.
Одноименный спектакль худрука Ивано-Франковского академического украинского музыкально-драматического театра Ростислава Держипильского (он же — автор инсценизации), вслед за романом претендующий на Шевченковскую премию, имеет трехчастную структуру. Первая картина, "драма ежедневная", показывает 50-летнюю Дарусю (Галина Баранкевич), которая корчится в страшных муках при виде конфет и кричит что есть мочи, хотя немой ее крик никто не в состоянии услышать. Вторая, "драма предшествующая",— о красивой любви сельских отщепенцев Даруси и Ивана Цвичка (Андрей Иванюк), которая заканчивается, едва Даруся видит его в солдатских галифе. "Драма самая главная", которая составляет третью картину,— снова про любовь, только на этот раз родителей Даруси — Михайла и Матронки. В канву основного повествования то и дело вклиниваются диалоги кумушек-сплетниц Марии и Варвары, перепевающих на свой лад все происходящее — и в эти моменты у зрителей, вроде бы обреченных рыдать на протяжении всего спектакля, есть повод посмеяться.
Казалось бы, есть интрига, есть сюжет с фабулой, время хоть и катится вспять, но на месте все же не стоит, однако, несмотря на все это, "Солодка Даруся" производит впечатление метафизического действа, практически античной трагедии, где человек бессилен перед собственными страстями, а миром управляет всесильный рок. Статичный, по сути, спектакль, где характеры не развиваются, а демонстрируются как данность, где история — некая универсальная мифологическая конструкция — длится более трех часов, а ощущения затянутости совсем нет. Каждая его деталь — будь то фольклорный ритуал или пение церковных ирмосов, купание в реке или рубка дров — воспринимается как обязательная составляющая режиссерской партитуры, в которой нет ни одной лишней ноты, и каждая имеющаяся сыграна и пропета.
Из аутентичного материала — говора, фольклора (музыкальным оформлением спектакля занималась еще одна шевченковская лауреатка — Наталья Половинка), двух деревянных лавок в качестве декораций и традиционной для Буковины одежды --- Ростислав Держипильский создает живой и целостный мир, прочный и крепкий настолько, что никакие люди в форме не могут его разрушить. Даже в пределах одного села, где все обо всем знают, на авансцене — только публичная жизнь, а все интимное и личное, прекрасное и отвратительное, уходит в тень, за белый полупрозрачный занавес. За ним Цвичок впервые раздевает Дарусю и заставляет окунуться в холодную реку, чтобы избавиться от чудовищной головной боли, за ним же в финале высвечивается тело повесившейся Матронки, изнасилованной эмгэбэшником.
Эта сцена, где палача и жертву, которые хоть и двигаются в такт, разделяют несколько метров сцены,— еще одно доказательство непересекаемости антимиров и, если угодно, принципиальной невозможности насилия. Зато времена не только пересекаются, но имеют свойство повторяться до бесконечности: взрослая Даруся и она же десятилетняя (у юной Ярины Стринаглюк здесь большая взрослая роль, которую она ведет безупречно) сосуществуют на сцене бок о бок, и в этом не чувствуется условности. Даруся упивается этой бесконечностью, вращаясь, широко раскинув руки, в центре хоровода. А стоит ей остановиться, как вернутся головная боль и воспоминания, несовместимые с жизнью. Остановись вдруг Земля — с ней, наверное, случилось бы то же самое.