Для современной российской публики отношение к ценным бумагам прошлых веков сродни фантомным болям. Конечно, за не бывшие здесь никогда лучшие дни, за которые поднимает стакан инвалид у Иосифа Бродского, в Москве со вкусом выпивают многие. Здесь любят украшать бары дорожными знаками из Аризоны 1950-х, легко цитируют Керуака и Миллера, ссылаются с видом очевидца на баррикады 1968 года вокруг "Сорбонны-3" — но нелегко чувствовать себя частью всего мира, а в бабушкиной шкатулке хранить облигации госзайма 1956 года. Кто в России не покупал себе легкомысленные, фиктивные дополнения к личной истории? Бумаги Общества Путиловских заводов 1905 года в ранних 1990-х я видел на стенах многих солидных банков, не жалевших темного лака для перил старинных особняков. Банки эти ныне неизвестны. Ценные бумаги в солидных рамках с их стен зачастую единственная ценность, которую они могли в определенный момент вернуть вкладчикам.
Ценные бумаги XIX — раннего XX века у современников-держателей вызывали ощущения, которые сейчас невозможно получить за деньги. Для большинства образованных людей и в России, и за ее пределами эти предметы были совершенно обыденными вещами, распространенными на порядок больше, чем среди нынешнего среднего класса. В банковской ячейке вдовы морского офицера лежали именно что облигации ренты — купоны стригли на пространстве от Вятки до Екатеринодара сотни тысяч людей, так получали пенсию, когда не было пенсионной системы, так получали дивиденды, когда не существовало электронных депозитариев. Но это были удостоверения на владение неслучайным капиталом — владелец был по определению солидной персоной, у иных они на руках не удерживались.
Ценные бумаги обращались именно как бумаги — неприметные курьеры в первом классе перевозили их в портфелях грубой кожи, в которых находилось место и небольшим браунингам. Обращались и с тем и с другим крайне бережно. В Североамериканских Соединенных Штатах стандартным номиналом акции были $10, но это были полновесные $10 — до Великой депрессии 1929 года недельная зарплата рабочего на строительстве небоскреба в Чикаго. Пакет акций Chaplin Studios более чем на $100 тыс. не мог быть подписан никем, кроме самого основателя компании Чарли Чаплина,— журнал Good Housekeeping, в котором анонсировались "Новые времена" в прокате, продавался тогда за 10 центов, а на другой стороне океана, в Англии, в ходу еще до Второй мировой войны была монетка в четверть пенса. При выпуске облигаций в 1898 году об инфляции спорили лишь теоретики-экономисты — как о загадочных растениях Бельгийского Конго ботаники в университетах довоенной Европы.
Ценные бумаги того времени — иного рода богатство, нежели богатство Forbes. Мы можем повторять, что большие деньги не терпят шума, но сейчас большие деньги просто требуют шума — что такое миллионер без блика на лысине от вспышки? Но нет ничего менее совместимого с ней, чем старые ценные бумаги,— ни тогда, ни сейчас. Они не созданы ни для магниевых всполохов, ни для энергосберегающих ламп: в том банке, в сейфе которого они хранились большую часть своей жизни, при появлении клиента нарочно задергивали шторы красного бархата. Эти листки созданы для полумрака и ухоженных рук, от которых пахнет кельнской водой,— репортажная съемка бессильна.
Современные деньги — последовательность нулей и единиц в банковских компьютерах, даже как-то неловко платить ими за то, что тогда исчислялось в золоте. Но от этого тем более легко менять нули и единицы на старую бумагу. Сертификат причастности к истории — куда уж солиднее: каждый в такой сделке думает, что обманул и партнера, и время.