29 февраля в Санкт-Петербургском Государственном академическом театре комедии им. Н. П. Акимова состоялась премьера спектакля "Трудные люди" по пьесе израильского драматурга Бар-Йосифа. Это первая работа Татьяны Казаковой, назначенной в начале сезона новым главным режиссером театра.
Театр комедии последние лет пятнадцать переживал смутные времена. Немым укором маячила тень блистательного и едкого Николая Акимова, критики вяло судачили об умирании традиций, актеры обрастали штампами, а в афишу прокрадывались подозрительные названия и не менее подозрительные имена. Театр, расположенный в том же здании, что и бывший магазин Елисеева, ежевечерне заполнялся приезжими, командировочными и просто дефилирующими по Невскому людьми и постепенно стал называться "театром при Елисеевском". Качество спектаклей, которые начинались на полчаса позже, чем в БДТ, Ленсовета или Комиссаржевке (чтобы те, кто не попали туда, успели добежать до угла Невского и Малой Садовой), ухудшалось прямо пропорционально качеству докторской, украшавшей прилавки прославленного гастронома в стиле модерн. Разболтанная труппа выдавливала из публики смешки, царило безбрежное актерское "разгуляево", зрители расхватывали бутерброды в буфете и неизменно устраивали овацию своему любимцу Михаилу Светину. Прекратить это могла только твердая режиссерская рука.
Приход в Театр комедии молодого и энергичного Дмитрия Астрахана поначалу воспринимался с энтузиазмом, однако за время своего руководства Астрахан поставил всего два спектакля, выдержанных в привычной театру "елисеевской" эстетике. Зато снял четыре фильма, заняв актеров Комедии в эпизодических ролях, сделался педагогом Театральной академии и надеждой нового "народного" кино. В этом сезоне на посту главрежа Астрахана заменила Татьяна Казакова, известная в столице восстановлением эфросовского "Наполеона Первого", а в Петербурге — работами в Балтийском доме, в Молодежном и Открытом театрах. Обладательницу несколько загадочного титула "ученицы Эфроса" отличали жесткий и совсем не женский режиссерский стиль, умелая организация сценического пространства и некоторая (отнюдь не эфросовская) невнятность в решении лирических сцен. Люди сведущие утверждали, что хрупкая Казакова — именно та "железная леди", которая необходима многострадальному Театру комедии.
От первой работы нового главного режиссера часто ожидают манифеста, программности. Но именно от программности Казакова отказалась. Она сделала спектакль весьма достойный, но как будто переходный, случайный, необязательный. Спектакль, который воспринимается как разминка перед большим рывком (планка уже обозначена — Казакова репетирует "Тени" Салтыкова-Щедрина). Возможно, она сознательно решила не менять курс театра слишком резко, чтобы дать труппе привыкнуть к новому методу руководства. Но скорей всего "Трудные люди" с их доминирующей лирической интонацией оказались не вполне ее материалом.
Пьеса Бар-Йосифа поставлена сразу на нескольких русских сценах, не первый год развивающих еврейскую тему. Ставшая своеобразным отечественным представителем политкорректности, тема часто чревата местечковым акцентом, одесским колоритом, спекулятивной сентиментальностью и надоедливой тенью Великого Исхода. Казакова резко отказывается от этнографического колорита, тем самым избегая пошлости и настаивая на общечеловеческой значимости проблем разобщенности и отрыва от корней. Но за конвульсивным рисунком ролей, за уверенной графикой мизансцен и за почти клоунской актерской эксцентрикой теряется интонация пьесы, предполагающая мягкость, нежность, пронзительность. Несколько аморфная драматургическая материя в жестких руках Казаковой не обретает формы. "Трудные люди" открываются другим ключом, требуют не столько внятного пластического рисунка, сколько разработанных психологических мотивов. Пожалуй, только Евгению Баранову, играющему убогого еврейского жениха, удается до конца выдержать предложенные режиссером условия игры и в блистательной эксцентрической форме передать болезненное одиночество и неприкаянность.
Из четверых актеров, занятых в "Трудных людях", двоих — Семена Стругачева и Евгения Баранова — Казакова привела с собой из Открытого театра. "Или в Театре комедии мало своих евреев?" — судачили некоторые театралы, сочтя такой жест не вполне корректным. На мой взгляд, первый спектакль нового главного режиссера отличает именно корректность. Может быть, даже излишняя.
КАРИНА Ъ-ДОБРОТВОРСКАЯ