В ночь на 1 ноября умер Клод Леви-Стросс. Это сообщение печалит не только самим содержанием — уходом одного из крупнейших ученых ХХ века, — но и резким осознанием удивительной истины: Клод Леви-Стросс был нашим современником
Единственный из великих мыслителей, доживший до мифологического возраста 100 лет, он существовал не в вымышленном прошлом, полном гениев и светочей науки, а в нашем реальном пространстве. А значит, мог нам сказать, что думает о той невыразимой путанице нашего времени, из которой, кажется, никто не находит выхода... У кого же еще спросить совета, как не у основателя крупнейшего научного учения прошедшего века, умевшего находить смысл в мифе и структуру в беспорядке и хаосе?
Точно к таким мыслям я пришла лет 15 назад, когда готовилась к моему первому интервью с Леви-Строссом. Пришла заранее, описывала круги вокруг здания Коллеж де Франс в Париже и мучительно повторяла согласованные в моей тогдашней редакции вопросы о структурализме и постструктурализме. И чем больше повторяла, тем отчетливее понимала, что меня совершенно не волнует постструктурализм, а волнует мнение Леви-Стросса о нарождающемся расизме, о глобализации, о проблемах иммиграции, о расширении Европы и обо всем, на что хватит отведенного времени. Мне предстояло впервые встретить человека, объявившего о равной ценности любой культуры не в силу своих идеологических верований, а в силу знания: он эти культуры изучал и знал.
Позже я заметила, что с просьбой "объяснить" к Леви-Строссу приходила не я одна. Трижды с просьбой написать доклад о расизме к нему обращалось ЮНЕСКО. Первый доклад, в 1951 году, был принят на ура и внесен во французскую школьную программу как блестящий образец антирасизма, во втором, 1971 года, увидели опасную близость к неорасизму, а третий, 2005-го, снова встретили овацией. Менялся не ученый — менялся век. Да что там функционеры из ЮНЕСКО! Президент Саркози черед год после избрания приехал к Леви-Строссу поговорить о современном обществе.
Отчасти, конечно, тому причиной почтенный возраст: Клод Леви-Стросс родился в 1908 году в семье эльзасских евреев и датой, и местом своего рождения определил плотную связку собственной судьбы с событиями века. Праправнук Иоганна Штрауса и внук версальского раввина, он в 1941 году вынужден бежать из вишистской Франции, а в 1955-м пишет свою первую великолепную книгу "Печальные тропики". Пылкий авантюрный роман, почти Индиана Джонс с древним проектором в пыльном парижском музее, и одновременно блестящий научный труд, положивший начало структурализму.
С тех интервью я ушла в растерянности: мне казалось, что Леви-Стросс не интересуется современностью. У него в кабинете, на письменном столе и на полках, стояли абстрактные модели, похожие на трехмерные ДНК. Я спросила, что это такое, и он ответил, что конструирует их сам, когда размышляет. На мои пламенные расспросы про расизм и прочие иммиграционные проблемы он отвечал отстраненно, и я решила, что все-таки мир моделирования очень далек от нашего.
Конечно же я оказалась не права. Если прочитать статьи Леви-Стросса, то, несмотря на заявленную отстраненность, современности там больше, чем в самом пламенном публицистическом тексте. Просто, как говорил он сам, профессия этнографа требует смотреть со стороны. Вот, например, определение расизма. Просто четыре пункта: принятие связи генотипа с моральными и интеллектуальными качествами человека, распространение этих качеств на всех носителей этого генотипа — на всю расу, признание иерархии между расами, признание права эксплуатации одной расой другой в связи с этой иерархией.
В то время во Франции остро стояла проблема ассимиляции мигрантов, и я спросила у Леви-Стросса, что он думает по этому поводу. Он опять ответил как этнограф: если у страны есть устойчивые ценностные величины, чтобы объединить вокруг них новоприбывших, то ассимиляция будет осуществляться успешно. Ну а если нет... Это "если нет" я каждый раз вспоминаю, когда слышу, как пытаются заставить мигрантов отказаться от собственной культуры, ничего не предлагая им взамен.
Сам собой возник и вопрос об объединенной Европе. Тогда европейцы боялись, что расширение границ приведет к исчезновению национальных культурных традиций. Национальных — может быть, пожал плечами Леви-Стросс, зато начнут процветать местные, малые культуры. И это замечание тоже оказалось пророческим.
Точность исполнения прогнозов, которые я записала на интервью, начала меня даже беспокоить, особенно после того, как в одном из фильмов о Леви-Строссе я нашла прямую просьбу режиссера рассказать, как он видит грядущий век. Мне и раньше казалось, что наша эпоха Леви-Строссу не нравится. А тут он прямо говорит в камеру, что вряд ли его потомки будут чувствовать себя в своем времени комфортабельнее, чем он — в своем (и это пережив две мировые войны!). Такой прогноз устойчиво появляется во всех его последних статьях. Стоит процитировать его поподробнее: "Мировое население к моменту моего рождения начитывало 1,5 млрд человек. Когда я начинал работать, в 1930-е годы, оно достигло 2 млрд. Сегодня оно равняется 6 млрд, а через несколько десятилетий станет равно 9 млрд... Причины всех крупных современных трагедий прямо или косвенно связаны с все возрастающей сложностью совместного существования, что подсознательно ощущает человечество, переживающее демографический взрыв. Словно черви в муке, начинающие отравлять друг друга раньше, чем им перестает хватать пищи, оно может начать ненавидеть само себя, потому что тайное предзнание предупреждает его: оно слишком многочисленно для того, чтобы каждый из его членов мог бы воспользоваться такими основополагающими благами, как свободное пространство, чистая вода и незагрязненный воздух" (Уроки этнолога, Nouvel Observateur, 2005).
Леви-Стросс оставляет человечеству шанс: признать свое равенство со всеми остальными формами жизни и согласиться, что права человека заканчиваются там, где он начинает истреблять другие природные виды. Оказывается, и экология была в сфере его размышлений, и не политизированная, а конкретная. Только что прочла кусочек из воспоминаний писательницы Катрин Клеман в Nouvel Observateur о ее встрече с Леви-Строссом в день смерти Кусто. О чудовищном антисемитизме и доносах Кусто во Франции известно давно. "И кто только посоветовал принять его в академию?" — возмущается Клеман. "Это я,— отвечает Леви-Стросс,— он защищал океаны". Опять взгляд со стороны человека? Возможно, поиск гармонии. В 1972 году на вопрос корреспондента, какую мотивацию, кроме научной, он находит в своей работе, Леви Стросс отвечал: "Мифы кажутся мне очень красивыми предметами. Наверное, я так долго занимался изучением мифов в надежде, что, демонтировав эти великолепные предметы, я смогу понять, что такое чувство красоты". На экране видно, как, говоря, он помогает себе руками. Я сразу вижу прекрасные трехмерные модели в его кабинете.