"Культура"
15 ноября, 23.10
Событие недели — эпопея о возмужании Людовика XIV (Максим Мансьон), который вступил на трон в пятилетнем возрасте — незадолго до гражданской войны (1648-1652), известной как Фронда. Фильм поставил театральный режиссер Роже Планшон (1931-2009): получилось зрелище вполне сценическое, громоздкое, почти трехчасовое, отстраненное комментариями рассказчика, младшего брата короля герцога Анжуйского (Жослен Киврен), но бесконечно далекое от стандартных костюмных драм, местами очень жестокое и на удивление интимное. В том смысле, что Планшон в какой-то степени проецировал на Людовика свою биографию. Режиссер говорил, что "ничто так не способствует взрослению, как гражданская война", ссылаясь на собственный опыт мальчишеского участия в Сопротивлении: в 14 лет ему довелось даже стоять под расстрелом. В своем театре Планшон, безусловно, был самодержцем, и поэтому тоже Людовик близок ему. А особенно близка и понятна заповедь, которую внушает королю кардинал Мазарини (Паоло Грациози): "У вас нет и никогда не будет друзей, у вас есть и будут только подданные и враги". Планшон не осовременивает XVII век, но ощущает себя в его пространстве более чем привольно. Он справедливо считал, что исторические сочинения — это прежде всего беллетристика. А беллетристика имеет полное право считаться историческим сочинением. Поэтому сеньоры, передвигающиеся в окружении свиты головорезов, ночующие ради безопасности скопом в одних покоях, перемещающиеся из замка в замок, невольно напоминают "крестных отцов". Для каждого исторического решения, принятого стремительно мужающим Людовиком, Планшон находит глубоко личное объяснение. Так, Версаль был построен, поскольку Людовик в детстве побывал заложником парижских мятежников и поклялся, что никогда больше не испытает такого унижения. "Луи" — уникальный для современного кино образец, так сказать, культурной костюмной драмы. Определенная вольность режиссерского взгляда никак не противоречит поразительному погружению Планшона в быт эпохи, а живопись или опера в фильме играют роль не фона, а полноправных участников исторической драмы: это политические орудия, которые король-ребенок использует для легитимации своей хрупкой власти.
"Культура"
9 ноября, 10.55
"Божья делянка" (God’s Little Acre) — 1958
Необычная в контексте творчества автора вестернов Энтони Манна экранизация романа Эрскина Колдуэлла, которого в 1933 году преследовали в суде за "непристойность". Фильм также был подвергнут цензуре. Слишком уж ощутимо сексуальное напряжение, например, в сцене, где принимающая во дворе ванну дочь (Фэй Спэйн) полубезумного фермера Ти-Ти (Роберт Райан) просит Плуто (Бадди Хэкетт), претендующего на должность шерифа, накачать ей побольше воды насосом. Но это вовсе не фрейдистская драма о фрустрации обитателей патриархальной Джорджии, а вполне себе социальная, многофигурная притча. Ти-Ти, отягощенный тремя сыновьями, двумя дочерьми и непутевой невесткой, совершенно запустил свою ферму. Он уже 15 лет истово перекапывает землю в поисках золота, спрятанного дедом еще в годы гражданской войны. Ради этого он даже похищает парнишку-альбиноса: якобы альбиносы чувствуют, где зарыто сокровище. Тем временем люди занимаются делом: разоренные Великой депрессией 1930-х годов работяги штурмуют закрывшуюся мельницу, шериф стреляет в толпу. Сцена бунта достойна (как, впрочем, и пресловутая сцена с насосом) войти в антологию самых выразительных сцен американского кино 1950-х годов.
НТВ
15 ноября, 1.10
"Кровавая работа" (Blood Work) — 2002
Не лучший, но символический в контексте всего творчества Клинта Иствуда фильм снят им по роману мастера неонуара Майкла Коннелли. В первой же сцене детектив Терри (Иствуд), преследуя серийного убийцу, падает, сраженный инфарктом. Спасает его лишь пересадка сердца. Донор — девушка, убитая каким-то мелким ублюдком, грабившим магазин. Узнав, что убийца вызвал врачей еще до того, как застрелил свою жертву, а следовательно, с неведомыми целями обеспечил умиравшему детективу спасение, Терри берется за его поиски, несмотря на пренебрежение и откровенное хамство молодых коллег. Символичен фильм тем, что Иствуд играет жизнь после смерти своего легендарного "грязного Гарри", скорого на расправу инспектора из фильмов 1970-х годов. Терри медленно движется, медленно думает. Сцены действия, столь органичные для Иствуда былых лет, теперь возможны лишь благодаря сверхчеловеческому напряжению сил. В общем-то все поставленные Иствудом фильмы последних лет, в которых он играет,— это фильмы о старости, о близкой смерти, фильмы-прощания. Но в "Кровавой работе" он вроде бы ничего такого патетического не декларирует. Якобы просто снимает простой триллер. И это умение не в самой значительной работе говорить о сокровенном — лишнее доказательство того, что Иствуд — последний классический режиссер Голливуда.