"На бермудских просторах" — интригующе размашисто называется спектакль Театра имени А. С. Пушкина по пьесе современного драматурга Алексея Слаповского в постановке Ювеналия Калантарова. Впрочем, декорации Владимира Туркина конкретизируют место действия, разрушая заманчивую ауру.
Искореженный каркас автобусной остановки где-то за городом. Всюду разбросаны скомканные рваные газеты. Незатейливо, зато эффект грязи и убожества удается стабильно поддерживать вплоть до финала. Люди ждут автобуса, сидят на остановке в своих пиджаках и куртках, выпивают и закусывают, а в это время рушатся их судьбы. И когда автобус приходит, он оказывается уже никому не нужным. Как если бы Годо в знаменитой пьесе Беккета все-таки появился, а герои его не заметили или же просто прогнали. Но оказалось, что не столько Слаповский играет избранным приемом драматургии, сколько прием сам играет жестокую игру с постановщиками.
Время, неосмотрительно освобожденное для перманентных посиделок, чем-то ведь занимать надо. Вот и пускай бесконечное ожидание чего-то на пустыре станет символом бессмысленного бытия. Но такие символы быстро расшифровываются и, чтобы не надоесть сразу, должны хоть как-то варьировать. Разговоры же персонажей неизменно сводятся к констатации единственного факта: жизнь нелепа и отвратительна. Остроты повторяются. Атмосфера одна на два акта — тоска, перемежаемая вялыми скандалами. В такой экстремальной ситуации включается генетическая память драмы, чтобы хоть как-то спасти положение — возникают микросюжеты в духе традиционной, хорошо сделанной пьесы. Сергей (Константин Похмелов) внезапно встречает отца, у которого возле этой именно остановки застряла машина. Деревенская мечтательница Вера (Наталья Корогодова) мелодраматически-крикливо объясняется с матерью (Мария Осипова) и фарсово — с отцом (Андрей Терехин). Старик (Вильгельм Косач) и Старуха (Нина Марушина) все больше смахивают на эстрадную комическую пару. Антон (Андрей Дубовский), иногда вспоминающий, что едет на собственную свадьбу, неожиданно делает предложение новой знакомой, Вере. Необоснованные претензии на философичность читаются в фигуре Гения жизни (Виктор Васильев) — бродяги, произносящего либо невразумительные пассажи, либо явные банальности. Временами актеры будто спохватываются и начинают по традиции искать глубокие противоречия в натуре своих героев. И тут же им приходится утрировать и упрощать, чтобы сделать спектакль "смотрибельным". В результате получается квази-чернуха с элементами квази-психологизма и квази-абсурдизма. Человечество слишком многое сказало о бесцельности и дисгармонии действительности, о парадоксальности человеческого существа. Общие слова на эти темы — бермудская бездна для искусства.
ЕКАТЕРИНА Ъ-САЛЬНИКОВА