После смены руководства на ЗИЛе прошла неделя. Этого времени обеим сторонам оказалось достаточно, чтобы окончательно выработать свою позицию в конфликте и приступить к конкретным действиям. Представители "старой" команды ЗИЛа, совершившие "путч" на заводе, в течение нескольких последних дней договаривались о своих действиях в одном из укромных мест Подмосковья, а представители "Микродина" организовали временный "штаб сопротивления" в РАТО-банке, одной из своих головных финансовых структур. По итогам переговоров новые руководители ЗИЛа провели вчера в Москве пресс-конференцию (см. материал на этой стр.). Планы проведения подобного мероприятия вынашивал и "Микродин", однако в итоге принял несколько иную тактику борьбы за свои права. О позиции крупнейшего акционера ЗИЛа в конфликте и о том, как она вырабатывалась, рассказывает корреспондент Ъ АЛЕКСАНДР Ъ-МАЛЮТИН.
С шутками и без
Обстановка в РАТО-банке в "жаркие" январские дни внешне была такая же, как всегда. Если ничего не знать о ЗИЛе, а также о том, что у него общего с РАТО-банком (на самом деле, не так много — ряд одних и тех же, насколько можно судить, акционеров и все), то и догадаться о кипящих сегодня в банке нешуточных страстях было бы, наверное, весьма затруднительно. С утра здесь царит самая обычная рутина: секретари на reception отвечают на звонки, в коридорах никого, а остальные работают. Вечером обстановка меняется.
Как только совет АМО "ЗИЛ" решил, что заводу теперь нужен другой руководитель, он сам и его соратники — зиловцы, прежде работавшие в "Микродине", стали каждый вечер собираться в центральном офисе для поддержания, как здесь говорят, "оперативной коммуникации". Это означает обмен информацией, генерацию идей и, разумеется, получение ЦУ от руководящего состава.
Пока ЦУ нет, все собираются в небольшие группки и готовят какие-то документы по ЗИЛу, справки, графики или обращения к той или иной аудитории. КПД этих группок, как мне показалось, невысок — слишком уж часто меняется обстановка, то и дело приходится выкидывать по нескольку уже готовых листов только из-за того, что кто-то на ЗИЛе или в правительстве Москвы, как выяснилось минуту назад, поменял свою позицию на противоположную. Игра идет в реальном времени.
Довольно часто какая-нибудь из рабочих групп вдруг начинает похохатывать. Подхожу, интересуюсь, чему смеются.
"Слушай, я, как самый некомпетентный в автомобильном производстве человек, честно тебе скажу: уважаю технический гений. Помнится, у конструкторов никак не получалось поместить 8-цилиндровый двигатель под капот малотоннажки, ну никак. Так только товарищ Сайкин выручил: дал команду 7-цилиндровый изобрести".
"Сидим вот тут с бумажками, а завод хиреет..." — "А что тебе завод, нас же прогоняют..." — "Ну вот, еще один не понимает разницы между акционерами и наемными работниками..."
Вообще шутки в разговорах составляют процентов десять. Но и вполне серьезных объяснений сути происходящего тоже немало. Например, такое: "Они испугались, потому что поняли, что мы поняли, куда мы влезли".
Тем временем выясняется, что новый гендиректор ЗИЛа Виктор Новиков запланировал на пятницу пресс-конференцию, и сразу следует ЦУ: оценить, нужна ли ответная. Решают в итоге, что не нужна: "Прежде чем дойти до дела, чтобы поняли все, придется рассказывать час про ЗИЛ, потом час про 'Микродин', потом час про 'Микродин' на ЗИЛе". Вместо этого решают раздать свои материалы на официальной пресс-конференции ЗИЛа, "тем более что мы пока еще там крупные акционеры". Всем раздать материалы, впрочем, не получилось — вчерашняя пресс-конференция на ЗИЛе усиленно охранялась.
К вечеру поток ЦУ заметно ослабевает, и меня приглашают в кабинет, откуда эти ЦУ поступали.
Не за рулем
Первый вопрос экс-президенту ЗИЛа, председателю совета директоров АО "Микродин" Александру Ефанову задался, кажется, сам по себе:
— Что же все-таки произошло на ЗИЛе 25 января?
— Что произошло на данном конкретном заводе ЗИЛ — это, по-моему, последний вопрос.
— То есть,начать надо издалека?
— И да, и нет. Общеэкономические неурядицы играют для ЗИЛа сейчас не такую большую роль, как, скажем, для ВАЗа. Они играют — но меньшую. Потому что у них производимый автомобиль является предметом потребления, что отличается высокой серийностью, при этом должна быть высокая технологичность и стремление к максимальному снижению себестоимости. Поэтому им очень трудно конкурировать с инофирмами. В мире сейчас присутствует исключительно сильный монополизм — если один завод производит 100 тысяч телевизоров, а другой завод — миллион телевизоров, то первый заведомо проигрывает. Как минимум — по маркетингу и рекламе.
А общеэкономическая политика привела к тому, что фиксированный валютный курс при высоких рублевых издержках и высоких рублевых ставках автоматически привел к снижению покупательной способности доллара и росту долларовых цен. Условно говоря, за 1995 год стоимость "Жигулей" сама собой выросла с $5 тысяч до $10 тысяч.
— Но Каданникову часто ставят в вину то положение, в котором сейчас оказался ВАЗ. Вы считаете, это не его вина?
— Абсолютно.
— ЗИЛу, вы сказали, повезло больше. Но там положение не лучше, чем на ВАЗе, и вас тоже обвиняют в том, что оно такое. Чем же так повезло ЗИЛу? Или обвинения ваших оппонентов в ваш адрес в какой-то мере справедливы?
— В производстве грузовых автомобилей ситуация несколько легче, потому что грузовик — это средство производства. Поэтому невысокая серийность, и вклад людей больше. То есть на ВАЗе работают в основном машины, а на ЗИЛе — в основном люди. Поэтому в первом случае выигрывают страны, где выше технологии, а во втором — где дешевле рабочая сила. Вот в этом, так сказать, и повезло.
Что касается ошибок, в которых обвиняют. Можно идти по пунктам ("некомпетентность", "медлительность", "кадровая чехарда" и т. п. — Ъ), и везде ответ один. Мы там работаем год — чего можно ожидать? Даже такое примитивное предприятие, как "Торговая компания 'Микродин'", мы строили 5 лет. Это не только сеть салонов-магазинов. Склады, доставка, регионы и так далее. И сравните это с ЗИЛом. К тому же в нашей компании у нас нет проблем по части экономического мышления специалистов. Ну а на ЗИЛе сами знаете. Говорят, мало произведено в 1995 году. Можно произвести сколько угодно. Вот и хотят брать где-то ресурсы и производить. И нет понимания, например, что промышленное предприятие — это такой же финансовый инструмент, как депозит. Этим инструментом нужно уметь пользоваться на рынке. Для этого он должен быть эффективным, нужно понимать, как он работает. Вы заметили, какого обвинения в мой адрес в этом списке нет? За время работы на ЗИЛе я ничего не украл. Вот обвинения этого и нет — и это хорошо.
— Если предприятие — финансовый инструмент, значит ли это, что с этой точки зрения нужно рассматривать и его проблемы?
— Именно. Популистские разговоры просто неинтересны. Интересно разговаривать в рамках макроэкономических категорий. Что происходило у нас в последние годы? Предположим, что стоимость денег у нас на рынке 200% годовых. Существует такая всем известная табличка, где слева указан процент по кредиту, а справа — реальная эффективность по кредиту из-за эффекта перемножения. 200% — это на самом деле 536%, а 210% — примерно 700%. Поэтому когда мы вдруг меняем учетную ставку с 210% до 180%, то это на самом деле с примерно 700% до примерно 400%.
И вот, допустим, какой-то субъект рынка взял кредит под 210%, то есть на самом деле под 700%, и вдруг бац — ситуация изменилась, стоимость денег на рынке стала 180%, то есть 435%, и кто-то второй тут же взял кредит на этих условиях. Так вот тот, первый, при этом начинает чувствовать себя... плохо. То есть он уже заведомо проиграл, причем проиграл не по своей вине, а по вине той силы, что шевелит макроэкономическими показателями.
А потом могут сделать 130%, а это уже на самом деле 200%, и тому, который брал под 700%, впору вешаться. Его издержки 700%, а других участников рынка — 200%. Поэтому для того чтобы сгладить конкуренцию между субъектами и держать их в равном состоянии, нужно очень тонко шевелить таким показателем, как стоимость денег. Ее нельзя резко дергать, причем ни в ту, ни в другую сторону.
Показатели надо двигать. Но так, чтобы это затрагивало рыночные субъекты не смертельно. Американское правительство тоже увеличивает процентную ставку, но, скажем, с 5,1% до 5,3%. При этом кому-то становится тяжело, но не смертельно. У нас же изменения происходят не на доли процента, а в разы. Причем эффект перемножения наступает только при больших числах, то есть если меньше 60% годовых, можно считать, что его нет вообще, а свыше 100% он реально есть. По Москве, говорят, уже обанкротилось 68% предприятий.
— Предприятия-банкроты иногда берет под опеку государство. Скажите, какова вероятность национализации ЗИЛа? Об стали много говорить.
— Мне еще никто не сказал, что следует иметь под этим в виду. Есть, скажем, два варианта. Например, "Микродин" возвращает государству 16% акций, купленных на аукционе за пресловутые $4 млн. Это один вопрос. Если же пытаться вообще лишить "Микродин" всех акций, а учтем, что то, что свыше 16%, было просто куплено на рынке, нужно тогда всех акционеров лишить, то есть каждому рабочему вернуть по ваучеру. Но пока вариантов не предлагалось.
— Общеэкономическая тематика действительно не подвела нас к выводу, что 25 января необходимо было менять руководство завода "ЗИЛ". Тогда что же к этому привело? Чьи-то политические интересы? Показательный мини-реванш мэрии после отставки Чубайса? Как вы полагаете, кто стоит за теми, кто предложил вас отстранить?
— На эти вопросы не буду отвечать. Надо понимать, что по нашему требованию готовится внеочередное собрание акционеров, идут переговоры всех со всеми, зачем сейчас строить домыслы?
— А можно предположить, что те, кто вас отстранил, не ведают, что творят?
— Предположить — можно.