Нельзя унижать родителей на глазах детей: когда вырастут, они отомстят не обидчикам, а эпохе в целом.
Петербург, октябрь 2009-го, воскресенье, день, дождь, стынь, хлад и мрак (плюс ветер). Я иду вдоль Кронверкской протоки у Петропавловки, кутаясь в шарф в надежде не заработать простуду. Сбоку от Артиллерийского музея, что в пяти минутах от закрытой станции метро "Горьковская", гаишные эвакуаторы цепляют кранами и увозят запаркованные машины. Без передыха: одну за другой.
Артиллерийский музей — бывший Цейхгауз, основанный еще Петром I, нашпигован военной техникой всех времен: без малого миллион экспонатов. Гулять по нему — мечта любого мальчишки, но для взрослого — страшная вещь: видишь, как инструментарий смерти от века к веку теряет гравировку, украшения, романтические финтифлюшки и становится функционален, как топор палача. В такие места в такие дни только и приезжать с сыновьями, чтобы показывать то, что уже видит твой, но пока еще не видит их глаз.
Станция метро "Горьковская" закрыта второй год. Обещали пустить к 1 сентября, но не пустили, и значит, папам с детьми добраться сюда можно лишь на машине. Парковок рядом нет и объявлений, где запарковаться можно, тоже нет.
Хорошо представляю, как в теплом чреве Цейхгауза папаши важно разъясняют своим отпрыскам, что пандусы вместо лестниц устраивались здесь для подъема лошадей и пушек, или объясняют, чем гаубица отличается от мортиры. Это такой детский счастливый возраст, когда твой папа — бог. И счастливый отцовский возраст, когда еще нетрудно быть богом. А потом они, папы и дети, выходят на улицу, где ветер и дождь, но где нет их машины. И папа суетливо начинает звонить туда-сюда, хватает ребенка, мчит на штрафстоянку, с которой машину не забрать, потому что надо сначала в ГАИ и платить штраф, а банки, понятно, закрыты. Семейное воскресенье убито прямым попаданием, и папа в отчаянии кричит те самые слова, которые запрещает произносить сыну...
В России за последние годы, которые принято называть "тучными путинскими", произошло что угодно: подъем с колен, удвоение ВВП, рост патриотизма, отмена выборов губернаторов, но для укрепления самоуважения людей, обычных граждан, не сделано ничего. Ни депутатами, ни безвыборными губерами, ни премьерами, ни их преемниками. Пример из самых ярких: нам просто разрешили ездить на машинах, но запретили их парковать. Нас стали эвакуировать. Разнокалиберных запрещающих просто прет от того, как мы перед ними ползаем на брюхе и суем подобострастно купюры за любой разрешительный кивок.
Современная Россия вообще все больше выстраивается так, что тебя из примерного гражданина непременно сделают нарушителем и унизят даже не тем, что сделают нарушителем, а тем, что начнут читать мораль про то, что закон один для всех и что его нарушать никому не позволено.
Нас все больше унижают публично, на глазах у наших семей.
Вон в том же Питере власть недавно грозно заявила, что будет бороться с самопально замененными окнами в старых домах на стеклопакеты. Будет, то есть, беспощадно штрафовать, добиваясь возвращения первоначального облика.
Слышите, граждане Санкт-Петербурга? Это не за бизнесменами, имеющими особые отношения с властью и нефтью, это не за чиновниками, имеющими особые отношения с деньгами,— это за вами идут. Потому что цель — покуражиться, видя, как вы ползаете на брюхе, а вовсе не убрать с лиц домов заплаты стеклопакетов. Потому что если бы заботились о виде, то сняли бы налоги с бизнеса, способного производить деревянные "исторические окна", или платили бы дотацию каждому, кто готов самостоятельно стеклопакеты убрать. Но этого не будет, просто прижмут к ногтю тех, кто сначала, мучаясь, расселял коммуналки, потом делал в них ремонты, потом радовался, что у детей есть детская (с евроремонтом и само собой стеклопакетами), каковой никогда не было у него. Давай теперь, ползай!
В Москве скоро прижмут не с окнами — прижмут с кондиционерами: главный архитектор столицы только что заявил, что установку их надобно запретить. Опять же, обратите внимание, придут не к архитекторам или девелоперам, не скажут им: ребята, с завтрашнего дня мы утверждаем только проекты со специальными нишами (потому что с этими-то они всегда договорятся), а к тем, кто слишком безденежен, чтобы договариваться. А нет денег — так танцуй, блин, и на пузе передо мной ползай!
Я, кстати, про "на пузе ползай" не придумываю. У меня есть давний приятель, из числа питерских, скажем так, оборонщиков, успевший и разбогать, и походить в министерских чинах, и мирно уйти из правительства в частную жизнь. Он мне говорил: "Во власти, Дим, лишь процентов 10 ставят интересы государства выше личных. Еще 15 процентов ставят личные выше государственных, но это, поверь, тоже очень неплохо. А остальные считают, что они боги, сверхгерои, небожители, каким не писан закон, и что все остальные быдло, пыль, по которой можно только ходить, давить и смотреть, как корчится".
Ну да, смотрят. Но не только они, на эти корчи смотрят еще и дети тех, кто корчится. И они видят, как их великие родители превращаются в ноль, в ничто, после появления рядом мента с красной харей, цедящего сквозь губу: "Документттттики, граждане, предъявим для проверочки!" (Я такую сцену, когда менты шмонали в Михайловском саду явно приезжую семью, в недобрый час вышедшую полюбоваться красотами Спаса на Крови и дома Адомини, однажды наблюдал.)
А ведь дети, взрослея, потом отыграются за унижения отцов, только не на власти, которую они по мере взросления уже научатся нутряно, инстинктивно бояться и забиваться от нее в щель, а отыграются на времени в целом.
Я очень долго не мог понять, почему нынешние тридцати-плюс-летние так терпеть не могут 1990-е, Гайдара-Чубайса-Ельцина, хотя, по идее, именно эта эпоха с ее разрешением частной собственности, открытием границ, со свободным хождением доллара, вообще свободой слушать, смотреть и жить и сделала их теми, кто они есть?
А потом как-то разговорился с одним пареньком из числа, что называется, "манагеров среднего звена" (иномарка, ипотека в Люблино, жена ждет ребенка) и получил в ответ, что ельцинское время отобрало у их семьи все, что было, а главное, что было,— почетное звание уважаемых людей (папа председатель профкома, мама — в НИИ-чего-то-там). Все "украли" Ельцин, Гайдар и Чубайс: мама пошла торговать сигаретами у метро, отец спился и умер. Я, признаться, этому пареньку хотел сказать, что за чаепития в НИИ и руководство советскими (кузница, блин, кадров!) профсоюзами тоже нужно держать ответ, но не смог. Все по той же причине: родителей при детях унижать нельзя.
Дети забывают со временем многое, кроме пережитого в нежном возрасте унижения. Думаю, что на память о перенесенных семьей унижениях во многом опирается воспроизводство чеченских и прочих боевиков, непрерывное вот уже почти два десятка лет.
Вот я и размышляю, во что нынешние "тучные нулевые" лет через 15 в народе переименуют? Хотя что тут думать — узнаем, когда детки подрастут.