Advocatus diaboli?

О романе Александра Потемкина «Человек отменяется»

Перед нами творение Александра Потемкина — роман «Человек отменяется». По объему и масштабу он напоминает средневековый трактат — это огромный кладезь информации, своего рода энциклопедия актуальных, захватывающих воображение проектов.

Глобальные вопросы — от сотворения мира и его биологической эволюции до будущего социально-инженерного мироустройства; проблемы, которые ставит перед нами современная наука и технический прогресс (в частности, генная инженерия, искусственное зачатие или клонирование, «пересадка разума на жесткий диск» — все это привлекает пристальное внимание писателя. Он умело транслирует интереснейшие, дерзновенные и рискованные идеи устами своих героев, вписывая их в ту или иную систему координат.

Сюжет романа очерчен еле заметным пунктиром, как ручей в песках пустыни. Фабула преднамеренно нарочита, действие романа разворачивается в некоей виртуальной сфере, созданной всецело воображением писателя, — начиная с первых страниц, когда пенсионер Семен Химушкин смотрит на себя в зеркало. Знакомая физиономия в зеркале описана автором мастерски, это сплав сюрреализма с реализмом критическим и даже, если хотите, с реализмом мистическим. Здесь автор выступает как новатор, в знакомом нам амплуа «аргонавта виртуального мира», как его удачно окрестила С. Г. Семенова, наиболее глубокомысленный интерпретатор творчества Потемкина. Вообще, в романе немало ярких страниц, делающих ему честь, как художнику слова.

Поток сознания то течет в одном русле, то причудливо и странно раздваивается и дробится. Надо отдать должное бесстрашию хирурга, который своим скальпелем умело вскрывает гнойник и мастерски оперирует больного.

Но не будем обольщаться, ибо все это — лишь виртуальная реальность: «Громкий скандал хочется устраивать лишь в собственной голове, будоражить лишь себя суровой критикой режима», --резюмирует герой-оборотень Химушкин, «перевоплощающийся» в олигарха Гусятникова.

Именно в скандале — главный пафос и лейтмотив романа, о чем неустанно сообщают герои. Казалось бы, эти мысли в русле привычной «карамазовщины»; но разве не достигает здесь автор уровня больших и важных историософских обобщений? Для нас важно, однако, уяснить другое: есть ли в романе поиск «русской идеи» на новом этапе национального самосознания, которое переживает сейчас Россия? Или, напротив, автор развенчивает эту идею?..

На первый взгляд, в романе есть и то, и другое; его идейная многомерность и полифонизм очевидны. Спору нет, Потемкин хорошо знает и превосходно ориентируется в реалиях русской и европейской жизни, свободно оперирует их ценностными категориями, выступает как независимый, не ангажированный мыслитель. Не случайно в романе то и дело мелькают фразы на разных иностранных языках. И это не «макароническая поэзия», а органические вкрапления «инояза» в «новояз», мотивированные и оправданные контекстом. И речь в романе идет не о немцах или грузинах, а о русских людях. Именно они (за редкими исключениями вроде француза Мишеля) являются действующими героями. Однако, было бы ошибкой полагать, что в романе отменяется русский человек; отменяется человек вообще, житель планеты Земля, потомок Адама и Евы.

В таком идейном плане нельзя игнорировать, недооценивать или искажать библейское учение о сотворении праотцев Богом, с его глубоким богословским подтекстом, ограничившись упоминанием о том, что кто-то из мудрецов назвал человека Адамом, что в переводе с древнееврейского означает «красная глина». Это дает герою романа Виктору Дыгало повод для иронии и сарказма: разве можно сотворить что-то достойное из такого «низменного» материала, прилипающего к обуви? А Химушкин обобщает: «Как такое возможно, чтобы столь невероятной силы разум, которым обладает Создатель, был способен так низко опуститься, можно сказать, даже пасть, чтобы слепить на заброшенной в метагалактике масенькой планете жалкого человечка? Для чего Ему такое падение? И зачем Ему понадобился такой неэффективный продукт?».

Гусятников сознает себя «мизантропом высшей гильдии», который «с восторженным чувством» не только глумится над людьми, но ненавидит и презирает «все Адамово» в самом себе. Будто в противовес Создателю, сотворившему человека свободным в его богоподобии, Гусятников вынашивает иной план — создать феодальную вотчину на Орловщине, в которой он был бы помещиком-самодуром, безраздельно и безнаказанно распоряжающимся жизнью своих крепостных, унижая и оскорбляя, издеваясь и глумясь над ними.

Современный человек выродился, он не оправдывает своего высокого предназначения, его песенка спета, он отменяется! — такова магистральная идея романа. Но ведь в человеке есть не только животное и звериное начало, но и начало ангельское, божественное, наконец!

Дыгало, главный антигерой романа, ощущает свою ненависть к людям «детонатором глобального геодинамического процесса». В финале повествования он инициирует акт самоубийства, чтобы уничтожить нашу планету, превратить ее в «труп цивилизации». Мизантроп, отмеченный роковой печатью «сверхчеловека», он из адвоката дьявола превращается в его прямое орудие (и оружие). Такова новая, жуткая метаморфоза. Фанатику активизации природных мутаций (и биологического взрыва от тектонического пробуждения Земли) нет места на голубой планете.

Этому маньяку противостоит в романе Анастасия Чудецкая. Пожалуй, лишь в ее устах звучат аргументы «за» Человека.

Вначале кажется, что Чудецкая исповедует Православие, но затем выясняется, что это, в лучшем случае, нео-христианство Н.Ф. Федорова, осложненное («усовершенствованное») идеями современных т.н. трансгуманистов, инженеров-электронщиков, которые хотят превзойти Homo Sapiens-а, опираясь на современные нанотехнологии.

Примечательно, как в разговорной дуэли Дыгало и Чудецкая меняются аргументами, — будто отравленными рапирами… их точки зрения сближаются — так умело манипулирует ими автор, приоткрывая свою собственную точку зрения; назовем ее одним словом — нео-ницшеанство. Именно Ницше провозгласил «смерть Бога» и — как следствие — отмену человека.

Сказать, что рассматриваемый роман пессимистичен, — явно недостаточно. Он, в сущности, мизантропичен. Ницше с его сравнительно робким антихристианством просто меркнет перед демонизмом, который обнажается в потёмкинских глубинах...

И нам страшно. Страшно за писателя, который подошел к краю бездны, заглянул в нее и, увидев мерзость, не содрогнулся. Или содрогнулся?! Не от этого ли конвульсии и судороги в сознании и словах его героев? Взять на себя, перестрадать все это, испытать на своей шкуре — ведь это на пределе возможного! Здесь обнажены две крайности, две бездны глядятся друг в друга — мизантропия и самобичевание!

Валентин Никитин, доктор философии

Книгу «Человек отменяется» можно приобрести в книжных магазинах или в издательстве «ПоРог». Доставка по г. Москве бесплатно, по России наложным платежом. Наш тел.: (495) 611-03-39, e-mail: redactor@idporog.ru.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...