Принято объяснять кадровые и программные новшества в политике президента РФ стремлением использовать в предвыборной кампании опыт удачливых и популярных региональных лидеров. Хотя такое стремление вполне понятно, оно недостаточно учитывает степень взаимосвязи между популярностью местных руководителей и непопулярностью федеральной власти.
Первым использовал слабый успех "партии власти" на думских выборах мэр Москвы Юрий Лужков. Уже через несколько дней после 17 декабря он выступил в МГУ с лекцией, в которой призвал изменить непопулярную правительственную политику, недвусмысленно ссылаясь на московский положительный пример. Вызвавшая много толков недавняя пресс-конференция Ельцина, на которой тот обвинял Чубайса в политическом провале НДР и демонстрировал новый подход к хозяйственным проблемам, представляла собой точное воспроизведение многих программных положений речи Лужкова. Отставка издавна критикуемого Лужковым Чубайса и введение столичного мэра в избирательный штаб укрепила многих в мысли, что президент внял мэру и намерен перенять его опыт, позволяющий сочетать динамичное экономическое развитие не только с поддержанием, но даже и с укреплением популярности руководителя. Да и странно было бы политику, желающему баллотироваться на второй срок, не соблазниться примером, зримо опровергающим тезис о якобы неизбежной связи между хозяйственным реформированием и утратой народной любви к реформатору. Желание генерализировать успешный опыт Москвы оказалось столь велико, что вопрос о возможной связи между удачами столичного руководства и неудачами правительства РФ даже и не поднимался.
Между тем связь есть, и довольно существенная. Сама по себе реформа в том виде, как она ведется с 1992 года, при всех своих изъянах сделала деньги единственным дефицитным товаром. Существовавшие доселе тягчайшие проблемы снабжения столичного мегаполиса утратили остроту. Единственные поставки, которые отныне требуется пробивать местным руководителям, — это поставки денег. Но здесь наблюдается важное и во многом объективное разделение ролей. Функция добывания денег посредством выколачивания непомерных налогов, залезания в долги, задержки зарплат возлагается на федеральную власть. Функция же эффектной траты денег (благоустройство, храмостроительство, организация праздников) исполняется столичным руководством, ведущим публичные споры с Минфином на тему "а деньги в тумбочке". Поскольку тумбочку вынужден пополнять Минфин, сильное различие в популярности оказывается неизбежным.
"Преступная приватизация по Чубайсу", как определяет ее столичное руководство, имела одно важное последствие, не отрицаемое и мэрией. Благодаря приватизации, хотя бы даже и преступной, в России возникли крупные частные состояния. Инфраструктурные особенности России, всегда бывшей и сегодня остающейся сверхцентрализованным государством, привели к тому, что в Москву, являющуюся солнечным сплетением всей товарной, финансовой, транспортной, информационной и политической инфраструктуры РФ, пришла львиная доля этих денег — больше прийти им было просто некуда. Золотой дождь, излившийся на столицу, был предопределен грабительской приватизацией, однако логическая связь между злодеяниями Чубайса и радостной картиной "Золото, золото падает с неба! — дети кричат и бегут за дождем" осталась не осознанной ни большей частью столичного населения, ни большей частью столичного руководства.
Третья и не менее важная особенность столичной жизни заключается в том, что в силу сложившихся обычаев нимало не возбраняется совершенно свободно критиковать федеральную власть за все ее как действительные, так и мнимые прегрешения, разбирая по косточкам все нюансы взаимоотношений соперничающих верхушечных клик. В отношении столичной власти СМИ проявляют значительно большую сдержанность. В смысле взаимоотношений с "четвертой властью" федеральное правительство как будто заключило с местными властными инстанциями соглашение "валите все на меня". В реальности такого соглашения нет — все сложилось само собой, однако, рассуждая о сравнительной популярности федеральной власти и местных элит и анализируя социологические рейтинги, следует понимать и цену этим рейтингам, сравнивающим несравнимое. С одной стороны, "вот стою я перед вами словно голенький", с другой стороны — "зона, свободная от критики". Федеральная власть не только предоставляет местной элите свой карман, но еще и исполняет для нее роль экрана, принимающего на себя все критические стрелы публичного общественного недовольства.
Признательность благодетелю — вещь в политике редкая, и здесь нет нужды заниматься рассуждениями о благодарности и неблагодарности — достаточно констатировать, что немалой долей своей популярности местные элиты обязаны центральной власти, которая ценой собственной популярности создает для них достаточно тепличные условия. Если очень хочется, то можно кусать грудь кормилицы, потому что зубки прорезались, однако желательно все же понимать, хотя бы не говоря об этом вслух, подлинное и весьма важное значение кормилицы. Когда неблагодарность оказывается не только моральной, но также интеллектуальной категорией, это неполезно в видах практического ведения дел.
Однако трагикомизм создавшейся ситуации еще сильнее. Для избирательного успеха отныне именно федеральной власти рекомендовано пользоваться опытом кормившегося от нее резвого дитяти. Но тогда возникает вопрос: кто будет кормить самое эту центральную власть и кто будет создавать для нее зону, свободную от критики? Логически рассуждая, необходима новая высшая инстанция, которая по отношению к федеральному правительству будет исполнять те же покровительственные функции, которую оно само исполняет по отношению к правительству г. Москвы. Поскольку ни мирового правительства, ни инопланетян, ни мудрецов Шамбалы, способных оказать такого рода благодеяния, не наблюдается, весьма трудно понять, каким образом опыт — хотя бы и превосходный — правительства г. Москвы может быть перенят президентом РФ. Когда стоящая в оранжерее пальма говорит стынущему за окном дубу: "Зачем ты там мерзнешь, посмотри, как я хорошо устроилась?", она очевидно, искренно не понимает, что достаточно на полчаса распахнуть окна теплицы — была такая забава у сибирских купцов, — и от ее самоуверенного оптимизма мало что останется.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ