В просветительских хлопотах Чечилии Бартоли азарт коллекционерки редкостей непринужденно сочетается с известной толикой суетности, она не просто рассказывает колоритные истории из оперного прошлого, вдаваясь в броские детали, но и примеряет эти сюжеты на себя — так же, как она примеряла драгоценности Марии Малибран на фотографиях к посвященному ей альбому. Только теперь дела обстоят совсем уж странно. На картинках к ее новому диску голова примадонны искусно приклеена к изувеченным античным торсам — мужским торсам, а чуть ли не слоганом альбома подается кричащая фраза: "4000 мальчиков ежегодно приносились в жертву музыке!"
Эта самая жертва, sacrificium,— оскопление голосистых мальчиков, навсегда остававшихся сопрано и альтами. Довольно рутинное дело для XVIII века, как в очередной раз рассказывают нам синьора Бартоли и ее присные. В удачных случаях покалеченное тело, развиваясь, превращалось в совершеннейший вокальный инструмент, в котором, видимо, действительно было что-то сверхъестественное, силу и природу которого нам не понять. О певцах-кастратах на удивление много писали в последнее десятилетие все кому не лень: музыковеды и психоаналитики, беллетристы и желтая пресса. Но здесь эта двусмысленная сенсационность, эти аханья вокруг сонма скопцов, изменивших (уж так получилось) историю мирового музыкального искусства, на самом деле только горчащая рекламная глазурь на поистине золотой пилюле.
У Бартоли получился среди прочего дельный рассказ о тогдашней итальянской "фабрике звезд", вооруженной не только ножом хирурга, но и совершеннейшей вокальной педагогикой: пять из двенадцати эффектнейших композиций принадлежат перу Порпоры, учителя крупнейших певцов и крупнейших композиторов 1720-1750-х годов. Раритетность тут возведена в абсолют, почти все треки имеют пометку "world premiere recording", и самой приманчивой экзотикой отдают что перечень композиторов (Антонио Кальдара, Леонардо Лео, Леонардо Винчи, Франческо Арайя, работавший и при дворе Елизаветы Петровны, Карл Генрих Граун, любимец Фридриха Великого), что перечень названий — "Адриан в Сирии", "Зенобия в Пальмире", "Германик в Германии". У самой певицы все как обычно: при не самом грандиозном голосе не знающая равных техника, тротиловый темперамент и узнаваемая харизматичность манеры, позволяющая в красках представить себе, как она делает то или это. Здесь решительно выдвинула подбородок; тут состроила гримаску; а в этом пассаже наверняка супит брови. Как и в случае "Vivaldi Album", одного из самых сильных ее дисков-монографий, Бартоли поет здесь в сопровождении оркестра Giardino Armonico, и это опять очень удачный выбор, потому что стремящаяся к некоторой прилизанности музыка "галантного стиля" у итальянских барочников звучит свежей, многомерной, явлением из плоти и крови, а не фактом из энциклопедии. Где-то театральность этой музыки иронически утрируется — как в арии из "Фарнака" Винчи, которую сопровождают раскаты бутафорского грома. Где-то синьора Бартоли, кажется, получает только удовольствие от того, что музыка-то хоть яркая, но немножко дежурная, а вот от ее победительных колоратур буквально отвисает челюсть. Однако ей явно приятно не только это, но и возможность ввести в оборот (как говорят в научно-исследовательском мире, радости которого певице, очевидно, не чужды) еще пригоршню неизвестных произведений, которые подчас (например, как в случае завершающей альбом арии из "Смерти Авеля" Кальдары) оказываются драгоценностями абсолютной и вневременной пробы — их жаль было бы не знать и не слышать.
"Sacrificium"
C. Bartoli; Il Giardino Armonico, G. Antonini (Decca)
"Jerusalem" (2 CD)
Hesperion XXI, La Capella Reial de Catalunya, J. Savall (Alia Vox)
Проекты легендарного каталонского гамбиста и дирижера Жорди Саваля уже довольно давно приобрели какой-то борхесовский оттенок: эрудиция на пределе человеческих способностей, свободное перебирание всевозможных музыкальных традиций и художническое вдохновение переплетаются так, что почти каждый альбом кажется не диссертацией, а романом. На сей раз это даже не роман, а целый эпос, поскольку в центре внимания Иерусалим и те слои исторических, религиозных и культурных коннотаций, которые окутывают представления человечества об этом городе. Оказывается, что все это можно свести к музыкальному знаменателю, если подойти к делу с фантазией. Ветхозаветный рассказ о завоевании Палестины евреями не связывается ни с какими дошедшими до нас музыкальными памятниками? Ничего, зато можно красочно и убедительно изобразить "трубы Иерихонские" яростным звуком шофаров, ритуальных инструментов из бараньих рогов. Иерусалим мистический, "сходящий с неба", не кажется поддающимся музыкальному иллюстрированию? Зря: всего-то нужно, что набрать текстов из Сивиллиных книг, Корана, еретического Евангелия катаров и Апокалипсиса и грамотно сопроводить их исполнение на оригинальных языках умелыми импровизациями на древних инструментах. Ну а с историческим Иерусалимом и того проще, надо только компетентно подобрать синагогальные псалмы, византийские песнопения, латинскую григорианику, музыку крестоносцев, пилигримов, средневековых мусульман, сефардов и так далее, вплоть до ХХ века, когда к Иерусалиму подверстываются и песни узников Освенцима, и армянские народные ламентации. Все это должно быть, надо полагать, очередной агитацией за взаимопонимание между народами — миру мир, войне шофар, но для памфлета все это как-то слишком изысканно, пускай Саваль и не чурается в самой подаче диковинного материала принципа "поучая, развлекать". Зато получается по-царски сервированный набор музыкальных антиков, который можно воспринимать и как ученое экспериментирование, и как особого рода world music, звучащую при этом всегда искренне и всегда с душой.
"Puccini ritrovato"
P. Domingo, V. Urmana; Wiener Philarmoniker, A. Veronesi (Deutsche Grammophon)
Альбом немного напоминает диск "Puccini discoveries", несколько лет назад записанный на Decca дирижером Риккардо Шайи,— речь тоже идет о произведениях Пуччини, незнакомых даже тем, кто хорошо знает весь оперный канон композитора. Но здесь самостоятельных оркестровых произведения только два, и оба ранние (оркестровая "Прелюдия" и "Адажиетто" для камерного оркестра), а основную часть программы составляет оперная музыка с вполне, казалось бы, известными названиями: "Мадам Баттерфляй", "Манон Леско", "Девушка с Запада", "Ласточка", "Сестра Анджелика". Только это сплошь ранние редакции или малоизвестные авторские версии. Все эти музыковедческие радости, как бы то ни было, оказываются просто оберткой для первой совместной работы Пласидо Доминго и Виолеты Урманы. И на голос Урманы прекрасно ложится Пуччини, который вроде бы не совсем ее композитор, и Доминго звучит не по возрасту крепко, но всяческого внимания стоит и работа дирижера Альберто Веронези, музыкального руководителя пуччиниевского фестиваля в Торре дель Лаго.
"Air: A Baroque Journey"
D. Hope et al. (Deutsche Grammophon)
Британец Дэниел Хоуп, один из самых оригинальных музыкантов среди сегодняшних скрипачей, взялся составить что-то вроде хрестоматии скрипичных шлягеров конца XVI-XVIII веков. Есть вещи почти неприлично знаменитые (хотя сыгранные правда интересно) — баховская ария из оркестровой сюиты ре-мажор, "Сарабанда" Генделя, "Канон" Пахельбеля, даже песенка "Зеленые рукава". Но все это преподносится со своим фоном. Это работа человека, искренне влюбленного в скрипичный репертуар и радующегося возможности посмотреть на него с новой перспективы, в данном случае условно "старинной". Его виртуозность предельно осмысленна, фразировка остроумна и красноречива, звук хотя и лишен романтического пафоса, но открыт и красив, а отсутствие вибрато совершенно не отдает позерством. Приятно, что в программу диска попали, помимо прочего, совершенно очаровательные и звучащие совсем без патины пьесы старинного немца Иоганна Пауля Вестхоффа, композитора, буквально открытого всего пару лет назад и показавшегося тогда очень перспективным для современных исполнителей автором — как выяснилось, не зря.