В Петербурге дан старт празднованию 100-летия "Русских сезонов" в Париже. Просветительский тур по российской глубинке с целью познакомить общественность с легендарными спектаклями Дягилевской антрепризы начал Фонд имени Мариса Лиепы. Первым пунктом культурной программы стал Санкт-Петербург. За стартом проекта из Михайловского театра наблюдала ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
"Сладкая" столетняя дата одного из самых легендарных и дерзких проектов ХХ века не могла оставить равнодушным никого. Фонд Мариса Лиепы, организованный и возглавляемый его детьми, Андрисом и Илзе, и театр "Кремлевский балет" начали готовиться к ней заблаговременно. Выбранное направление, учитывая возникшую в последнее десятилетие моду на хореографические реконструкции / реставрации, можно назвать удачным и верным PR-ходом: возобновление знаменитых балетов "Русских сезонов". 15 лет назад, в 1994 году, Андрис Лиепа попробовал себя в роли хореографа-реставратора, и весьма успешно. Тогда на сцене Мариинского театра прошли резонансные премьеры главных балетных "бомб" "Русских сезонов" — "Петрушки", "Шехеразады" и "Жар-птицы". Господин Лиепа почувствовал вкус к реставраторству. Найдя сценическую площадку для воплощения сокровенных замыслов — театр "Кремлевский балет" под руководством Андрея Петрова, — господин Лиепа принялся возрождать к жизни нашумевшие фокинские постановки. Так, за последние годы состоялись премьеры "Павильона Армиды", "Синего бога", "Видения розы", "Тамар". В Петербург привезли две женские истории — "Шехеразаду" и "Тамар".
Балетный диптих, представленный в Михайловском театре, объединен многим: роковые женщины, азиатская роскошь и варварство, любовь, кровь, кинжалы в сердце. Два спектакля скрепило участие в нем в главных партиях одной балерины — Ирмы Ниорадзе. Особый ажиотаж придало участие в "Шехеразаде" Николая Цискаридзе в партии Золотого Раба — народ брал театр если не штурмом, то измором. Автора же этих строк, напротив, больше интересовал балет "Тамар" на музыку симфонической поэмы Милия Балакирева, поставленный в свое время для волоокой Тамары Карсавиной, чья таинственная и загадочная красота, а также редкий для балерины интеллект вскружили головы не одному поколению петербуржцев и парижан.
Романтическое стихотворение Михаила Лермонтова "Тамара", послужившее литературным источником и идеей для балета, рассказывает о грузинской Клеопатре, которой легенда приписывала невероятное сладострастие и нехорошую привычку убивать любовников на следующее после любовных утех утро. Кстати, имя этой же героини носит знаменитый коньяк "Ахтамар", а в детстве мне рассказывали иную версию о грузинской царице, менее сексуальную, но более романтичную: о трагически погибшем возлюбленном, который переплывал для свидания бушующую реку, ориентируясь на горящий в окне светильник. Как-то раз порыв ветра загасил пламя, юноша утонул, повторяя: "Ах, Тамар..." Но так как о балете, исполненном в дягилевской антрепризе, сведений никаких не сохранилось (хореограф Михаил Фокин практически ничего не написал о своем детище, так как не считал "Тамару" удачей), то задачи "восстановить" спектакль не стояло. Оригинальную хореографию сочинил Юриус Сморигинус. Если можно, конечно, назвать ее оригинальной. Спецэффекты с лазерными лучами, трепещущие тряпичные волны, незатейливый кордебалет с танцевальным рефреном "упал — отжался". Многозначительная гордая поступь грузинской царицы, певучие руки и прочий набор хореографических банальностей. Главного героя (Илья Кузнецов) вытряхивают из пыльного ковра, в этот же ковер его и закатывают в финале — по крайней мере, такой выход ведущего танцовщика хотя бы нетривиален. Впрочем, это единственный нетривиальный момент, замеченный во всей постановке. Дуэт Тамар и Путника, призванный быть центром спектакля, представляет небрежные перепевы хореографической эротики — от "Шехеразады" до "Легенды о любви" с добавлением невинных пассажей из "Жар-птицы".
Единственное, что способно хоть как-то удержать внимание, — Ирма Ниорадзе. Ее отменная хореографическая выучка, невероятная тактичность и интеллигентность танца, аристократическая точность "произношения" и чарующая мягкость движений на короткое время могут вполне заставить позабыть обо всей балетной нелепице, явленной господином Сморигиусом.
Главной "начинкой" "Шехеразады" было объявленное выступление господина Цискаридзе в культовой партии Золотого Раба, ставшей когда-то триумфом Вацлава Нижинского. Зал был готов к триумфу и его ждал. Я же нашла господина Цискаридзе заметно округлившимся и потому несколько тяжеловатым. Прыжок его стал менее упругим, чем в золотые годы расцвета этого выдающегося танцовщика. Об особых эмоциях в этой роли говорить не приходится. Зато финальный пируэт был исполнен великолепно: с яростью, мощной энергетикой, внутренним запалом. Зал выл. Рядом со мной сидела мама с полуторагодовалым Матвеем, малыш радостно реагировал на все происходящее и с большим азартом аплодировал. На старости лет прелестному белокурому Матвею будет что вспомнить.