Последний месяц президентской гонки подобен скоростному ж.-д. перегону, когда ни перемена направления, ни — тем более — экстренное торможение уже невозможны.
Все свелось к выбору "или — или"
Долгие весенне-зимние маневры президентской кампании оказались нужны в основном для того, чтобы сделать общепринятым вывод, бывший достаточно очевидным еще в декабре, после думских выборов: президента будут выбирать по принципу "третьего не дано" — или нынешнее бытие со всеми его вопиющими пороками, или коммунистическое небытие. Как указывают теперь сторонники демократической альтернативы, "обществу навязан ложный выбор".
Само выражение "навязать выбор" имеет двоякое значение. В объективном смысле выбор навязывает сама реальность. Она заключается в том, что введение нормированного снабжения, проведение конфискационных денежных мероприятий, экспроприация имущества, возрождение цензуры и ограничение свободы выезда из страны предусматривает лишь коммунистическая программа. Возможно, как было неоднократно замечено демократической оппозицией, представители "партии власти" идентичны с коммунистами подобно однояйцевым близнецам, однако ничего из вышеописанного они делать тем не менее не собираются. А многим людям свойственно полагать, что именно наличие или отсутствие названных мероприятий имеет определяющее значение для жизни страны. Отсюда естествен вывод, что коль скоро коммунистические лозунги привлекают более четверти хорошо организованных избирателей, то те, кто не желает испытать на себе практическую реализацию этих лозунгов, объективно оказываются в одной лодке и самой логикой жизни вынуждаются к встречной консолидации.
Другое дело субъективная сторона выбора. Люди вольны закрывать глаза на вышеприведенные различия или считать их несущественными. В 1917 году Керенский более опасался не большевиков, а "темных царских прислужников". Важное различие между первыми и вторыми (причем к явной пользе последних) народный трибун осознал уже в эмиграции. В 1453 году, накануне падения Константинополя, был популярен лозунг "Лучше турецкая чалма, чем папская тиара". Тогда передовые круги российского и византийского общества успешно отразили попытки навязать им ложный выбор. Не то сегодня: российский избиратель склоняется к тому, чтобы признать объективный водораздел "коммунисты — некоммунисты". Это оставляет на бобах прогрессивную общественность, но дает гражданам России известные шансы на сохранение жизни, свободы и имущества.
Чтобы стать "третьей силой", надо быть просто силой
Борьба с "навязыванием ложного выбора" имела мало шансов на успех еще и потому, что начисто игнорировала двуединую суть демократических выборов: с одной стороны, выбирают того, кто получил больше голосов, но, с другой стороны, список претендентов неявно ограничивается — в него входят не просто все желающие, но лишь те, за которыми стоит поддержка реальных общественных сил. Как бы ни относиться к Ельцину и Зюганову, нельзя отрицать, что и партия status quo, и партия реванша имеют под собой серьезный организационный, финансовый, агитационный etc. базис.
Все, что имеют за душой прочие претенденты, — это устойчивые симпатии таких по природе своей слабо организованных социальных групп, как женщины средних лет с низким уровнем образования (Св. Федоров, Лебедь) или страдающая от новых экономических реалий люмпен-интеллигенция (Горбачев, Явлинский). Для успешной конкуренции с мощными партиями интересов этого все же мало. Единственный шанс на победу могло бы дать теснейшее сплочение под эгидой единого сильного лидера всех сил, равно не приемлющих ни КПРФ, ни нынешний режим. Но поскольку главное в идеологии этих сил — это искреннее незнание, чего они сами хотят — то ли конституции, то ли севрюжины с хреном (а лучше бы и того, и другого), — а главное в идеологии самих многочисленных лидеров — это кажущаяся им самодостаточной заявка "Я хочу быть президентом", дисциплинированная консолидация тут в принципе невозможна. "Ложный выбор" необходим, потому что перед избирателем только две минимально консолидированные общественные силы. Выбрать из двух третью можно лишь при очень высоком уровне шизофрении, которого российский избиратель при всех своих недостатках пока еще не достиг.
----------------------------------------------------
Избирателю представлены только две минимально консолидированные общественные силы — коммунисты и антикоммунисты. Выбрать из них третью не удастся
Политиков, исповедующих самые разные принципы, объединяет то, что их выживание напрямую зависит от неприхода к власти коммунистов.
----------------------------------------------------
"Третьей силе" не жить без первой
При обозрении политических направлений и просто политиков, не примыкающих непосредственно ни к КПРФ, ни к "партии власти", можно выделить три основные группировки.
В первую входят люди, в основном решающие свои личные финансовые проблемы. Участие в мероприятии необходимо либо для отмазки от правоохранительных и налоговых органов, либо для успешной торговли голосами, либо для выколачивания дотаций на разваливающееся самоуправленческое чудо.
Вторая состоит из людей, намеренных участием в выборах столбить свое политическое будущее. Удостоверение кандидата в президенты РФ само по себе свидетельствует о том, что его обладатель имеет достаточно высокий политический статус, чтобы — в самом худшем случае — возглавлять какой-нибудь фонд или читать лекции в каком-нибудь американском университете, но скорее всего — домогаться президентского поста на новых выборах. Клуб претендентов — это своего рода клуб бессмертных, и аутсайдеров греет мысль, что Миттеран и Ширак стали президентами лишь с четвертого захода.
Наконец, к третьей группе относятся те, кто уже с большей или меньшей внутренней борьбой признал бинарный выбор, ибо есть вещь много хуже, чем нынешний посткоммунистический термидор, и она называется "убедительная победа национал-патриотических сил". Политики типа Гайдара, партия которого в эти выходные должна, кажется, поддержать Ельцина, исходят из того, что прогнивший режим дает известные шансы всем политическим силам, тогда как повторение 1917 или 1933 года не дает шансов на выживание никому. Победителям в конечном счете — тоже.
Политический спектр чрезвычайно широк — от Жириновского до Гайдара. Политиков, исповедующих самые разные принципы — начиная с "отчего не воровать, коли некому унять" и кончая "жила бы страна родная, и нету других забот", — объединяет нечто общее. Их политическое, а в ряде случаев и физическое выживание напрямую зависит от неприхода к власти коммунистов. В контексте 1917 года сказанные М. О. Гершензоном в 1908 году и непонятые тогда слова "благословлять мы должны ("должны" — в смысле "обречены", как пояснял автор.— Ъ) этот строй, который один своими штыками и тюрьмами еще охраняет нас от ярости народной", уже не кажутся ни циничными, ни ренегатскими.
У одних, как у Гайдара, хватает мужества признать, что для видящих вопиющее бессилие либерального движения нет другого выхода, кроме трагической мудрости Гершензона. Другие, подобно Явлинскому и Жириновскому, в жизни ничего подобного не признают, но в последний момент у них может сработать простой инстинкт самосохранения. Третьи, как люди более твердые, останутся верны прогрессивному кретинизму русской общественности образца 1916 года. От итогового же соотношения трех групп может зависеть весьма многое, ибо главным мифом, укрепляющим разительную беспечность "третьей силы", является подсознательная убежденность, что бояться нечего, Ельцин все равно не допустит прихода коммунистов, а значит, за его спиной можно резвиться как угодно, периодически покусывая его за ляжки. К сожалению, это не совсем так, и один-другой процент голосов вполне может решить, пребывать России в буржуазной скуке или снова испытать на себе все радости революционного преобразования.
Национальное согласие на базе неприятия коммунизма
Комментарии по поводу хода кампании демонстрируют странный парадокс. В январе-феврале, когда коммунисты были триумфаторами, а рейтинг Ельцина ничтожен, никто почему-то не говорил о гражданской войне. Заговорили тогда, когда рост коммунистического влияния застопорился, а действующий президент начал реально консолидировать некоммунистические силы. Это напоминает позицию СССР в ближневосточном конфликте: когда арабы собирались сбросить евреев в море, СССР сохранял олимпийское спокойствие, когда Израиль начинал бить добрых соседей, СССР разводил отчаянную борьбу за мирное урегулирование.
Одной из причин столь неравнозначного подхода может быть неадекватная оценка истинного потенциала коммунистического движения. В нем четко выделяется постоянная и переменная составляющая. В большой степени мощь коммунистов зависит от чисто позиционных факторов — т. е. раздробленности некоммунистических сил. Когда, формируя народное мнение о правительстве, лидеры общественности твердо отстаивают принцип "страшнее кошки зверя нет", коммунисты оказываются в положении третьего смеющегося, и их относительная сила (при неизменяющейся абсолютной) существенно возрастает.
Как было замечено еще в "Слове о полку Игореве", "от усобиц княжьих гибель Руси". Традиционно считается, что пафос "Слова" заключался не в призыве крепить национальное согласие с ордами кочевников, а в том, чтобы князья перестали друг на друга "крамолу ковать". Если пафос "письма 13-ти", пользуясь выражением К. Маркса, "в страстном призыве к русским князьям к единению накануне татаро-монгольского нашествия", то лишь консолидация некоммунистических сил в рамках биполярного противостояния снимает угрозу нашествия коммунистов. Опыты национального согласия отдельных князей с Ордой приводили, как известно, к прямо противоположным результатам.
МАКСИМ СОКОЛОВ