Усиленные переговоры между кандидатами в президенты о снятии кандидатуры на известных условиях достаточно занимательны и при этом вполне бессмысленны, считает обозреватель Ъ Максим Соколов.
Прежние согласия и их идеологи
Казалось бы, разговоры о национальном согласии можно только приветствовать, ибо кого не порадует светлая перспектива — "на земле мир и в человецех благоволение". Тем не менее активная закулисная деятельность, направленная на практическую реализацию этого превосходного лозунга, вызывает не столько прилив надежд, сколько желание принять меры максимальной предосторожности в видах личной безопасности. Такая реакция может быть связана с тем, что опыт согласия во имя России уже имел место в конце 1992 г. — заключенное под эгидой председателя КС Валерия Зорькина историческое соглашение между исполнительной властью и Съездом народных депутатов завершилось 4 октября 1993 г. танковой канонадой. Поскольку идеологом и автором основополагающих текстов нынешнего национального согласия является математический политолог Сергей Кургинян, окормлявший в 1993 г. своими советами руководство ВС РФ (а до этого шефов КГБ Чебрикова и Крючкова, 1-го секретаря МГК КПСС Прокофьева и премьера Павлова, последовательно принимавших политическую смерть от политолога своего), даже и не слишком суеверному человеку естественно испытывать настороженность.
Минимальные требования к политическому компромиссу
Чтобы развеять, возможно, излишние страхи, надлежит убедиться в том, что потенциальные участники компромисса исполнят его, т. е. и сами не станут нарушать, и своих сторонников сумеют удержать от нарушения. Полную гарантию дает только страховой полис, но необходимым (хотя и не обязательно достаточным) условием успеха является соблюдение двух требований.
Во-первых, компромисс должен быть устойчивым: каждый из его участников в случае нарушения им договоренности должен терять больше, чем приобретает. В противном случае пришлось бы полагаться на одну лишь добрую волю участников, чего явно недостаточно.
Во-вторых, участники компромисса должны действовать в пределах инструкций и полномочий, явно или по умолчанию вручаемых им теми общественными силами (например, избирателями), которые они представляют. Если полномочия превышены, массы могут покинуть предавшего их (как они полагают) лидера, полностью обессмысливая заключенное им соглашение.
Прежде перемены хозяйственного строя Зюганов требует перемены строя государственного
Когда Зюганову предлагают отказаться от надежд на президентство 1996 года, ясно, что премьерство — минимальная плата за отказ. Некоторые участники согласительной интриги выражают эту мысль открытым текстом. Встанем, однако, в положение лидера КПРФ. Идя на такую сделку, он должен обезопаситься вдвойне — чтобы его не покинули его сторонники и чтобы его не кинул сам Ельцин. Просто премьерство никаких гарантий не дает. С одной стороны, коммунопатриотические массы с легкостью могут найти другого лидера, обвинив Зюганова в социал-предательстве и предоставляя ему сделаться Рыбкиным #2. С другой стороны, и повторно избранный Ельцин может избавиться от премьера Зюганова в чрезвычайно сжатые сроки. Похоже, причиной тому будет не вероломство Ельцина, а недостаточно качественная работа нового главы правительства (то же, кстати, относится и к аналогичной сделке "Ельцин — Явлинский") — убирая стремительно наломавшего дров премьера, президент скорее всего будет делать это, побуждаемый страстными молениями всего общества. После этого (примерно через три месяца после заключения сделки) калиф на час окажется яко благ, яко наг — без партии, без сторонников и даже без портфеля.
Единственный способ избежать ловушки — капитально изменить природу премьерского поста, т. е. вывести его из-под президентского контроля, лишив главу государства возможности по своей воле избавляться от главы правительства — безотносительно к результатам его премьерского служения. Это и предлагает Зюганов. Условия, при которых он может согласиться на сделку, просты: ответственное (т. е. назначаемое и снимаемое Думой) правительство. В этом случае президент в самом деле не сможет произвольно избавляться от партнера по компромиссу, но только ценой компромисса будет капитальная перемена государственного строя. Вместо президентской республики 1993 года — республика парламентская. Когда возглавители интриги говорят о гарантирующих действенность сделки поправках к Основному Закону, они немного скромничают — речь идет не о частных поправках, а о полном упразднении ныне действующей конституционной модели.
При новой конституции никому не будет дела до президента
Поменять конституцию — это не в баню сходить и даже не письмо в газеты сочинить, а дело более серьезное. Сам Ельцин уже выразил полное неприятие такого рода государственной реформы, а ведь танго танцуют вдвоем — одного Зюганова мало. Но допустим даже, что под влиянием живых и убедительных аргументов Ельцин согласится на низведение президентского поста до чисто представительского и на передачу рейхсканцлеру фактической полноты исполнительной власти.
Чаемая стабильность в этом случае будет выглядеть следующим образом. Избирательские массы с интересом узнают, что идущая уже почти год, а ныне совсем близкая к финишу президентская кампания ничего не значит, ибо 16 июня нужно будет избирать не фактического правителя, олицетворяющего собой выбор пути, по которому пойдет страна, а всего лишь исполнителя представительских функций, ничего, по сути, не решающего. Интерес многократно умножится, когда станет известно, что реальным правителем страны отныне будет премьер, назначаемый коммунистической Думой, — причем неважно, что избирали эту Думу под иной, существенно меньший объем полномочий, да и само ее избрание сопровождалось острой полемикой о легитимности данного представительного органа. Идя по цепочке весьма сильных допущений еще далее, предположим одно из двух: а) общество, сегодня стоящее, согласно исходному постулату, на грани гражданской войны и не готовое смириться с любым результатом вполне конституционных выборов, вдруг смиренно воспримет абсолютно неконституционную передачу власти коммунистам в обход всяких выборов; б) вышеописанное противоречие будет снято немедленным назначением новых выборов Думы — с учетом ее новых полномочий. Но это не спасает положения: единственным результатом всех манипуляций будет то, что чреватое разломом общественное противостояние перенесено с президентских выборов на парламентские — только и всего.
Наконец, даже если и из этого круга неразрешимых противоречий будет найден выход, это никак не спасает самого Ельцина. Большая часть избирателей нынешнего президента РФ пришла к непростому для себя решению голосовать за данного кандидата, как за единственного реального гаранта невозвращения коммунистов (в пользу этого тезиса свидетельствует весенняя динамика ельцинского рейтинга). В случае национальной сделки с Зюгановым это решение немедленно и автоматически аннулируется. Голоса некоммунистически настроенных избирателей переадресуются в пользу либо "третьей силы", либо поспешного бегства за границу, либо ухода в леса, либо голосования против всех — но уж точно не в пользу загодя передавшего бразды правления президента. Откровенно предавая доверившуюся ему в порыве последней надежды политически и хозяйственно активную часть общества, политик вряд ли вправе рассчитывать на эффект национальной консолидации вокруг его персоны — чудес не бывает.
Экзистенциальный выбор отменить невозможно
Просмотр вариантов, приводящий к выводу, что "все — хуже", вероятно, натолкнул ген. Коржакова, одного из участников интриги, на последнее решение — призвать к отмене выборов вообще под предлогом неготовности общества к политическому самоопределению.
Сказать, что общество, напротив, вполне даже готово, было бы очевидной неправдой. Вопрос, однако, в другом: готова ли власть? Хоть превентивная отмена выборов, хоть непризнание их результатов, хоть даже и подтверждение итогов голосования — все это требует государственной воли, подкрепленной соответствующими средствами государственного принуждения. Если воля и средства есть, вероятно, лучше (да и конституционнее) использовать их для обеспечения победы на выборах. Если их нет — тогда бессмысленно принимать полностью неконституционное решение, не имея возможностей его реализовать. Не будем уже говорить о том, что, предлагая столь сильную меру, бывает полезно просчитывать сумму издержек.
Инициаторы интриги становятся жертвой той в принципе нереализуемой задачи, которую они себе поставили: совершить переход в иную общественную систему, нимало не вступая в противоречие с системой прежней, расставаться с коммунизмом, не расставаясь, стране и людям сделаться сущностно другими — "Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся", — тщательно избегая чего-либо похожего на экзистенциальный выбор. Грубо говоря — преодолеть неизбежные муки цивилизационного кризиса не волей, трудом и мужеством, а приемом вовнутрь так кстати предложенного дистрибутором Кургиняном чудодейственного политического гербалайфа.
Вероятно, ощутив изначальную неудобоисполнимость задачи и личную для себя губительность попыток ее реализации, президент РФ в довольно резких выражениях отозвался и о проектантах, и о гербалайфе, прервав так плодотворно развивавшиеся попытки взаимоневыгодного сотрудничества.