Сюжет Люмьеров (о новой премьере "Прибытия поезда" см. материал на стр. 1) — не единственный, который эксплуатировали в юбилейный год кино.
На самом деле первым люмьеровским фильмом, снятым на пленку, стал "Выход рабочих с фабрики Люмьеров". Французы повторили недавно знаменитую киносъемку у ворот той самой лионской фабрики, нарядив в одежду рабочих толпу знатных кинематографических гостей.
Другой юбилейный проект был реализован двадцатью пятью маститыми режиссерами — от Бернардо Бертолуччи до Андрея Кончаловского. Каждый снял киносюжет длительностью всего-навсего в одну минуту — зато не каким-нибудь серийным "Арефлексом", а оригинальной люмьеровской камерой. Неповоротливость и неудобство этого допотопного аппарата приводили в отчаянье виртуозов современного кино, но в то же время давали им возможность продемонстрировать высший пилотаж профессии.
Кинематограф, рожденный в конце прошлого века, в эпоху модерна, оказался лучшим воплощением идеи синтеза искусств, наук и культур. Примитивность тогдашних технических средств не служила преградой. Еще не будучи признан частью большой культуры и не достигнув ее утонченных высот, балаганный "синема" тем не менее сформировался в чувственной декадентской атмосфере рубежа веков, впитал ее безумные иллюзии и трагические предчувствия. Подобная ситуация складывается и в конце века нынешнего — при том что иллюзии не столь безумны, а мрачные предчувствия более привычны.
Сегодня, когда историческая спираль прошла через витки неомодерна и постмодерна, впору говорить о подсознательном стремлении десятой музы вернуться в безмятежное детство. И даже о сознательных попытках такого рода, которые мы наблюдаем у некоторых лидеров современного кино. Как положено каждому цивилизованному ребенку, это "детство" оснащено видеотехникой и компьютерами, опутано сетями электронных коммуникаций. Но от этого оно не перестает быть непосредственным и счастливым — или, во всяком случае, субъективно так переживаться.
Нужно было ощутить тяжесть ста лет бурной и трудной истории, чтобы "впасть к концу, как в ересь, в неслыханную простоту". Чтобы оценить святую наивность Бастера Китона и спокойное достоинство Джона Форда — ровесников кинематографа. Чтобы на ночном телесеансе по-детски наслаждаться "Восемью с половиной", которые некогда казались заумным курсом неэвклидовой геометрии. Чтобы пересмотреть и переслушать в системе "долби" "Шербурские зонтики" (специальная модернизированная копия), обнаружив в них и эпическую мощь, и цветистую аляповатость, достойную Педро Альмодовара. Чтобы всю эту столетнюю историю, вьющуюся на кинопленке, воспринять как феллиниевскую "Дорогу", полную чудес и написанную на роду каждому человеку и человечеству в целом.
"Что такое кино?" — под таким названием вышла у нас в свое время книга великого теоретика и отца французской "новой волны" Андре Базена. До сих пор на этот вопрос нет окончательного ответа. Одни утверждают, что кино — лишь небольшая часть огромной мультимедиальной галактики, под знаком которой пройдет грядущее столетие. Другие настаивают на особой, благородной и романтической ауре, что возникает лишь в старомодном кинозале в сообществе анонимных зрителей, образующих тайную секту под серебряным лучом проектора. Согласно первым, кино ждут увлекательная "жизнь после смерти", реинкарнация и процветание, пусть в радикально измененном новыми технологиями качестве. По убеждению вторых, золотой век кинематографа в прошлом, и важно лишь найти способ сохранить накопленные за сто лет сокровища: ведь выяснилось, что пленка стареет и портится гораздо быстрее, нежели холсты и краски.
Пока идут споры, поезд кинематографа движется, и не похоже, чтобы он прибыл в конечную точку. Пускай юбилейный год принес меньше шедевров, чем ожидалось. Зато появилось несколько "больших" фильмов, которыми можно успешно отчитаться перед Юбилеем и Концом века. Разумеется, все эти картины произведены на свет в Европе и, разумеется, именно они в юбилейном году выиграли основные фестивальные призы, демонстративно оттеснив американцев. Все эти фильмы обладают еще двумя общими качествами: они глобально политизированы и они проникнуты явным либо скрытым синефильством.
В Берлине победила "Приманка" Бертрана Тавернье, а в Канне в большом фаворе оказалась "Ненависть" Матье Кассовица — две версии социально-культурной драмы, переживаемой французской молодежью, которая мечется в порочном круге "безработица--наркотики--преступность". В круг входят еще и телевидение и голливудское кино, формирующие сознание молодых неприкаянных, толкающие их на путь насилия. Не менее жесткий вариант социального противостояния во французском обществе дает ветеран Клод Шаброль в "Церемонии", и опять-таки телевидение играет здесь роль культурного провокатора. Франция остается форпостом защиты "европейской идентичности" от голливудского натиска. Но одновременно родина кинематографа стала одним из центров неблагополучия и напряженности в западном мире. Настолько, что "Церемонию" обошли главным призом в Венеции — в знак протеста против французских ядерных испытаний.
Другая болевая точка Европы — Балканы. Здесь уже не "предчувствие гражданской войны", а настоящий пожар, который до сих пор до конца не погашен. Глобальные метафоры балканского кризиса предлагают Эмир Кустурица в "Подземелье" и Тео Ангелопулос во "Взгляде Улисса" — двух самых амбициозных фильмах года, награжденных в Канне. Ситуацию гражданской войны в исторической ретроспективе и на другом региональном примере (Испания) комментирует англичанин Кен Лоуч в "Земле и свободе".
Легкомысленнее и теплее взгляд итальянцев: Джузеппе Торнаторе в "Создателе звезд" вспоминает расцвет неореализма как иллюзию всеобщего братства. Но это лишь пронизанные иронией и ностальгией воспоминания; чарующая наивность "народного кино" сохранилась лишь в Китае или Иране, куда теперь переместились эпицентры кинематографической активности. Запад пытается перенять у Востока утраченную им самим непосредственность и художественную энергию. Иммигранты китайского ("Дым" Уэйна Ванга) и вьетнамского ("Велорикша" Тран Ан Хунга) происхождения делают призовые фестивальные фильмы. В них уже успела проникнуть усталость цивилизации, но все же они напоминают, что кино --- мультикультурное искусство. Рожденное во Франции, вскормленное грудью восточноевропейских эмигрантов в Голливуде, оно с достоинством умирает в Старом и Новом Свете, чтобы возродиться в какой-нибудь пока еще не обозначенной точке планеты.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ