Мэр Самары Виктор Тархов начал кампанию по увеличению доходной части городского бюджета, дефицит которого на этот год составляет 1,7 млрд рублей. Начав собирать налог с имущества физических лиц, он также потребовал от госучреждений платить аренду за занимаемые ими муниципальные помещения. Действия градоначальника вызвали довольно жесткую реакцию прокуратуры, которая заявила о нарушениях в финансово-хозяйственной деятельности мэрии и возбудила несколько уголовных дел. Чем вызваны инициативы градоначальника, не опасается ли он более жестких шагов со стороны надзорного ведомства, а также о своих взаимоотношениях с областными властями и о том, как он видит свое будущее в самарской политике, Виктор Тархов рассказал „Ъ“.
— Самарская область относится к числу тех регионов, экономика которых пострадала от кризиса наиболее сильно. Как вы оцениваете ситуацию по Самаре? Возможен ли еще один секвестр бюджета?
— Всем известно, что область просела по доходной части бюджета на 30%. Я ничуть не злорадствую, — если область теряет доходы, теряем их и все мы, ее жители. Мы считаем для себя допустимой чертой, через которую переходить нельзя, — максимум 15%. По состоянию на сегодняшний день это 9%. Так что еще один секвестр возможен. Но мы ко всему готовимся. Если он будет, то это в первую очередь будут не социальные программы, не зарплатные, а наши инвестиционные проекты. То, что не начато по состоянию на 1 августа, в этом году начато уже не будет. Даже без секвестра.
— Вы уже обозначили какие-либо новые источники пополнения городской казны?
— У нас готов бюджетный анализ, в котором мы сравнили наш город с другими городами Поволжья. Как мы выглядим на общем фоне? Мы — абсолютные лидеры по собственным доходам, мы обошли Нижний Новгород, причем существенно, и это при том, что там численность населения побольше, чем в Самаре. Мы обходим Казань, не говоря уже о других городах — Саратове, Ульяновске и т.д. Это — собственные доходы. Дальше — абсолютные доходы, то есть наполнение самого бюджета за счет трансфертов, дотаций. Здесь мы на третьем месте после Нижнего и Казани. Третий показатель — бюджетная обеспеченность на душу населения. Мы — на последнем месте. Вот такая картинка. В чем разница? Только в одном — ежеквартальные субвенции муниципалитету из нижегородского областного бюджета составляют 1,25 млрд рублей, у Самары — 120 млн рублей. И вот это, как не старайся, не перекрыть.
— То есть вы видите в этом некий субъективный фактор? Возможно ведь, что это обусловлено разницей в социально-экономической ситуации этих регионов?
— Тогда другой пример. Как мы выглядим в Самарской области. Три года назад мы были восьмые по бюджетной обеспеченности. Сейчас мы вторые после Новокуйбышевска. Но и здесь забавно, — Новокуйбышевск субвенций и дотаций имеет больше, чем Самара. Там 112 тыс. население, здесь 1 136 тыс. жителей, но Новокуйбышевск получает больше. Вот ситуация. Мы за три года в два раза увеличили собственные доходы. У нас сейчас все более-менее ровно. Но денег всегда не хватает. Правильно, у нас и желаний больше, и программ, которые мы финансируем, тоже стало больше. Денег много не бывает, и их нужно искать.
— Где вы их ищете?
— Вот мы сейчас активно занимаемся не столь значительным налогом, который пополняет наш бюджет. Это налог на имущество физических лиц. Нашли 16 тыс. домов, которые уже построены, граждане в них живут, а налоги не платят. К гражданам особых претензий нет. Почему? Потому что это такой вид налога, когда квитанцию об уплате должен вручить не сам налогоплательщик, а налоговый инспектор. И то, что граждане, живущие в этих домах, этого налога не платят, говорит только об одном: администратор данного налога им не занимается. Почему? Потому что это местный налог и перед Москвой, перед федеральным руководством за него отчитываться не надо. Поэтому к нему и отношение плевое. 16 тыс. домов, их что, построили сплошь токари и фрезеровщики, или богатый народ? Богатый народ, который хочет заплатить налог. И еще одна проблема в части уплаты этого налога — это состыковка баз данных и организация информационного обмена между налоговой инспекцией, кадастровой палатой, Ростехинвентаризацией и Регпалатой. У каждой из этих организаций свое программное обеспечение, которое совершенно не стыкуется.
Далее. Сейчас мы постараемся выяснить отношения с министерством имущественных отношений в части налога на землю. Его доля в суммарном поступлении налоговых средств составляет 20%. Это весомая цифра. В сентябре прошлого года правительство РФ ввело переоценку кадастровой стоимости земли, а у нас ничего не изменилось. Возникают вопросы к министру Мальцеву (министр имущественных отношений самарского облправительства Николай Мальцев. — „Ъ“), как ты администрируешь, расскажи мне, пожалуйста, ты же заинтересован собирать этот налог?
— А желание вернуть себе право распоряжаться муниципальной землей продиктовано теми же соображениями пополнения доходной части бюджета или чем-то иным?
— Это желание наводить порядок в городе. Нас вот внешне вроде справедливо критикуют, в частности губернатор Владимир Владимирович (Артяков. — „Ъ“) — за то, что киоски слишком близко от обочины стоят, мешают гражданам, подъезжающим на общественном транспорте. Только это не мой вопрос, ты же критикуешь себя! Земля-то твоя, ты же администратор этой земли. Кого ж ты критикуешь-то? После этих вопросов все делают политес, как-то отворачиваются, вроде как неудобно сказать: мужик, ты ошибаешься. Но ведь на самом деле ошибается! Поэтому я еще в апреле был у губернатора и попросил: не царское это дело, то есть не ваше, заниматься киосками, металлическими гаражами и, извините, ИЖС. Я про индивидуальное жилищное строительство уже сказал — 16 тыс. домов. Но я зайти в них не могу. Граждане грамотные, они читают закон и знают, кто имеет право задать вопрос, а кто нет. У нас такого права нет. Мы наконец-таки получили бумагу от министра строительства и ЖКХ Павла Донского, он передает, делегирует нам это право. Все, мы теперь вправе разобраться и все-таки зарегистрировать эти 16 тыс. домов. А вот с киосками и металлическими гаражами сделать этого не удается, Мальцев упирается. Он, видимо, все вычисляет, политика нами движет или все-таки желание поправить экономическую ситуацию в городе. А мы просто элементарно не можем навести здесь порядок. Вот в чем причина нашего желания вернуть себе право распоряжаться муниципальной землей, только в этом интерес, больше ни в чем.
— Из всего того, о чем вы выше сказали, можно сделать вывод, что до понимания с руководством области вам далеко. Они вам якобы и работать мешают, и денег не дают. Существует ли конфликт между муниципалитетом и регионом и какова его природа?
— Природа конфликта только в одном: город Самара — обездоленный город. Ни один город, ни один район нашей области не потерял право на муниципальную землю, кроме Самары. Это произошло в 2005 году, до моего прихода в это кресло. Что значит, что мы не распоряжаемся муниципальной землей. Это означает только одно: Самара не является инвестиционно-привлекательным городом. Кто об этом думает? Какая здесь политика? Никакой!
— Как тогда расценивать инициативу, благодаря которой был перенесен срок выборов главы города Самары и соответственно срок ваших полномочий сократился?
— А это уже другое дело, сугубо партийное. Я ж не единоросс. У меня два дня назад была встреча с предполагаемым руководителем нашего партийного отделения в райцентре Камышла. Он мне говорит: ну я ж не единоросс, а значит, никакая должность мне не светит. Я ему говорю: да ты с ума сошел, это что за подход такой? Я ж откровенно этого не понимаю. Вот здесь, в мэрии Самары, работают и единороссы, и либералы, и коммунисты. Да на здоровье, лишь бы инициатива была, ум, профессионализм.
— Можно ли считать, что после известных решений суда вопрос о дате выборов для вас закрыт и вы больше не будете предпринимать каких-то действий, чтобы оспорить данное решение?
— Ну как же, нашли дурака! Нас учили иначе. Даже тогда, когда тебя кончат через три секунды, ты должен успеть врага укусить. Вот наш принцип, так что мы бороться будем до последнего. Мы не сдаемся.
— А вы для себя приняли принципиальное решение об участии в будущих мэрских выборах?
— В выборах главы Самары буду участвовать. Из принципа. Невзирая на свой 61-летний возраст. Пусть ребята лучше готовятся.
— Вот вы говорите, что Самара обездоленная, а буквально на днях вам отдали строительство метро…
— Нет, нам его передают. Сейчас идет не очень веселый процесс, который нередко сопровождается скандалами, так как пытаются передать то, чего в природе не существует. Процесс идет, министр периодически звонит, ругают нас, спрашивают, когда это закончится. Когда закончится, тогда и закончится, но принимать воздух я не буду. Сейчас идет инвентаризация.
— Передадут, и что дальше?
— Они передают с графиком, где расписаны по годам суммы финансирования. 2010 год — 100 млн рублей, 2011 и 2012 года — по столько же, потом — восемьсот. Ста миллионов не хватает даже на консервацию того, что уже недостроено. Там нужно постоянно откачивать воду, там электроосвещение и т.д. На все деньги нужно. То есть фактически тот график, который нам передали, это график замораживания строительства самарского метро не три года. Но я Фома неверующий, я сначала должен съездить в столицу нашей Родины, сходить в Минэкономразвития, к той же Набиуллиной (глава МЭРТ Эльвира Набиуллина. — „Ъ“), протянуть руку, не отсохнет же, и попросить: дай денежек на строительство метро. Я просто не верю, что кто-то ходил. Я должен убедиться, что меня оттуда выгонят, вот тогда поверю.
— Вы в последнее время стали автором сразу нескольких довольно смелых инициатив. Например, о прекращении бесплатной аренды для разного рода госучреждений. Вы в связи с чем так активизировались?
— Все очень просто. Вот у меня в руках приказ Министерства управления финансами Самарской области, подписанный господином Ивановым (глава областного минфина Павел Иванов. — „Ъ“) 28 августа. Суть его в том, что поскольку муниципалитет городского округа Самара не выполнил норматив бюджетных расходов на содержание аппарата, то нас лишают межбюджетных трансфертов на сумму примерно 100 млн рублей. Наше объяснение, что город в два этапа сократил численность аппарата на 5%, а затем на 10%, то, что раньше мы превышали норматив на 600 с лишним миллионов, а сейчас на 90 миллионов, что, вообще говоря, до конца года еще есть время и мы можем постараться «вписаться» в данный норматив», в расчет не принимается. Я это называю публичной поркой. Принципиально не могу возражать против установления нормативов. Такой метод планирования, я глубоко убежден, правилен, и мы в него должны укладываться. Для этого нужно не только чиновников сокращать, способов много. И мы действительно, может, правда, не с той крейсерской скоростью, привели нашу структуру в соответствие нормативам. Выглядит все так, что формально он, Иванов, прав. Но в этой ситуации мы должны искать бюджетные средства, иначе как я объясню гражданам, что вот мы строили с федеральным правительством, с областным бюджетом за счет софинансирования бизнес-инкубатор, а теперь вынуждены поставить на этом крест, заморозить проект. В жизни не соглашусь с таким подходом. Я все равно буду искать деньги. Но тогда вопрос, где эти деньги могут быть? Следующий вопрос, где мы просели по сравнению с прошлым годом — в поступлении средств за аренду муниципального имущества. Это серьезный источник, это где-то на уровне 15% доходной части бюджета. В очередной раз заглянув в этот альбом, где записаны все арендные отношения, а там как бревно в глазу государевы органы. Которых становится больше и больше, поскольку проводится административная реформа в стране, и они как грибы растут после дождя. И каждому дай имущество. Как бревно в глазу 170 тыс. кв. м, которые розданы милиции, прокуратурам, судам, судебным приставам и т.д. и т.п. И за все это ничего не платится. Но есть 131-й федеральный закон, в котором черным по белому прописан прямой запрет финансировать федеральные органы власти. Мы разделены жирной демаркационной линией. Завтра приходит прокуратор и говорит: стоп, стоп, а на каком основании вы здесь устроили безвозмездную раздачу площадей. А это УК РФ, это 6 лет отсидки. Спасибо вам, ребята, большое,— не хочу! Все будем делать в рамках закона. И меня здесь вот что удивляет,— если я предприниматель или государева контора находится на чьей-то чужой площади, почему вопрос, когда деньги за аренду заплатишь, вызывает такую бурю возмущения. Это же нормально. Прокурор в кино идет — билет покупает? Покупает. Почему здесь-то такое отношение?
— Вы всерьез рассчитываете, что выиграете все эти судебные разбирательства?
— Это ж самое начало таблицы умножения, чего уж проще-то? И судебная практика, и разъяснения Минюста звучат таким образом: я могу передать федеральным структурам муниципальное имущество по акту приема-передачи, но при обоюдном согласии сторон. А мы не согласны, и вы меня не заставите согласиться. Раз это муниципальное имущество — плати арендную плату. Многие уже согласились. Мне не понятно, почему прокуратура-то против?
— А адвокат Александр Шаронин, представляющий мэрию, например, считает, что прокуратура может выполнять некий политический заказ. Виктор Александрович, вас заказали?
— Я точно знаю, кто инициатор, но не скажу. Вы уж меня простите ради бога. Если бы это был сугубо хозяйственный вопрос, то и разбираться нужно было бы несколько иначе. Если уж областной минфин отправил представление в прокуратуру с просьбой провести проверку финансово-хозяйственной деятельности муниципалитета города Самары «в связи со вскрывшимися системными финансовыми нарушениями». Проверяют наши командировочные расходы. Задают забавные вопросы: а почему вы в субботы, воскресенья бываете в командировках? Я им отвечаю, что у нас ненормированный рабочий день, мы и по субботам работаем и по воскресеньям.
— Аналогий с экс-мэром Тольятти Николаем Уткиным не проводите? Не боитесь этого?
— Не боюсь. Ну, хотя бы потому, что здесь крика будет гораздо больше. Лучше не трогать. Или уж действительно уцепить, но чтоб по-серьезному. Например, по утрам питается младенцами. Ну, или что-нибудь в этом роде. Ищут под фонарем, но там никто не терял.
— Всем известно, что в силу кризиса на АвтоВАЗе в Тольятти сейчас сложная ситуация. На Самаре это как-то отразится?
— В советском Госплане, который сейчас называется Минэкономразвития, была программа импортозамещения. Простая, как куриное яйцо. Мы знаем, что привозим в страну по импорту, и это означает, что в стране есть рынок, готовый платить за этот товар. Давайте посмотрим по перечню, а может быть, мы что-то здесь произведем? Вот, к сожалению, такой программы в стране сейчас нет, нет ее и в области. И это, на мой взгляд, большая экономическая ошибка. Поэтому сейчас наш департамент промышленности, связи, предпринимательства как раз эту работу проводит. Мы определяем перечень того, что Самара потребляет, и пытаемся найти бизнесменов, желающих позаниматься этим делом. Если потребителем является муниципалитет, мы подписываем гарантию, ребята, мы будем покупать у вас. В качестве примера. У нас в 2007 и в первом полугодии 2008 года была специальная программа строительства детских игровых площадок. Оборудование везли из Уфы. Возник вопрос: а почему бы нам самим этого не делать. Второй пример. Мы ежегодно меняем минимум 600 люков колодцев. Эти люки постоянно воруют, чтобы сдать на металлолом, и для города это превращается в серьезную проблему. У нас на «Металлисте», на нашем сталелитейном заводе или, например, в Новокуйбышевске такие люки можно легко делать. Я в любом случае выигрываю на логистике, мне эти люки из другого региона не везти. В целом город всего покупает примерно на 10 млрд рублей в год. Это деньги, это рынок. Я ничего не имею против общественных работ, которые сейчас предлагают уволенным с ВАЗа, но это, на мой взгляд, большой костер, в который бросают деньги. Теперь непосредственно по АвтоВАЗу. Если там что-то случится, то тряхнет всех. Не буду это скрывать, недавно я обсуждал эту тему с Сергеем Александровичем Сычевым (федеральный инспектор по Самарской области. — „Ъ“). Естественно, ситуацию на автозаводе он знает лучше моего, я ему говорю: вот если бы я был президентом, то непременно рассмотрел бы вариант поднять из кресел и с диванов года на два ту, старую команду. Ей нельзя отказать только в одном,— в высоком профессионализме, дело-то они знают. Мне кажется, они сумели бы вытащить завод, а вот уж потом можно подгонять новую команду. Вот у нас в Самаре два успешно работающих машиностроительных предприятия — «Авиаагрегат» и завод «Прогресс». Вы не задумывались, почему? Во многом не от того, что вытащили счастливый билетик, вовсе нет. Секрет их успеха — в сложившейся команде спецов, которую возглавляет разумный директор. Их раньше называли красными директорами, жирными котами. Так вот у них сейчас получается, у других как-то не особенно. Вот на АвтоВАЗе желательно иметь такую команду, а пока этого не видно.
— Вас критикуют, что вы не сумели выстроить отношения с городской думой. Вы как сами их оцениваете? Как у вас сейчас складываются отношения с Самарской городской думой?
— У нас иногда расходятся мнения, но в общем я могу сказать, что я доволен своими отношениями с городской думой в целом и прежде всего с ее председателем Виталием Ильиным. У нас, конечно же, бывают конфликты, но ума хватает не доводить дело до греха и все-таки находить некую золотую середину. Бывают глупости, извините, и с той и с другой стороны, короче, все как в жизни. Но, на мой взгляд, это последняя дума, которая может принимать решения не по партийному указанию, а исходя из интересов граждан.
— А что вы скажете о своей команде? Вас из-за нее ведь тоже критикуют. Говорят, что профессионалов в мэрии мало.
— Кадровые проблемы есть всегда. Это нормальная жизнь. Кадровые ошибки есть, из своего опыта могу сказать, что такие ошибки, к сожалению, неизбежны. В душу не заглянешь. Вот он такой белый и пушистый, кругом хороший, сел в кресло, господи, крокодил крокодилом. Вопрос в другом — руководитель, которому дано право назначать и освобождать, не должен упорствовать в своих ошибках. Допустил ошибку — исправь и объяснись. У меня был и есть шеф по жизни, который на заводе любил говорить так: вот мы назначаем молодого и симпатичного, надеясь на его успехи, а если не справится — снимем с работы. Дело прежде всего. В этом суть. Могу сказать, что то, что у нас ушли волгопромгазовцы, тот же Рубаков, тот же Азаров, тот же Кудряшов, мы слабее не стали. Может быть, стали даже чуть сильнее. Вот так.