Товарищи фашисты

На фестивале "Киношок" показали документальный фильм "Фрицы и блондинки" — о прибалтийских актерах, воплощавших в советском кинематографе образы нацистов.

На съемки этого фильма в чистом виде ушел один день: минимализм прибалтийского искусства органично сочетается с его малобюджетностью. Год назад в Латвии, в поместье Эволе, собрали прибалтийских актеров, игравших нацистов в советских фильмах. Все было обставлено в шутливой манере — на фасаде было написано по-немецки "Привет бойцам идеологического фронта", но само дело было, конечно, нешуточное. Дело в том, что в сегодняшней Прибалтике участие актеров в советских пропагандистских фильмах приравнивается к пособничеству советскому режиму. И если этот фильм в России смотрится как в общем-то ностальгическая штука — вот сидят актеры и вспоминают молодость,— то в Прибалтике к нему отнеслись примерно как к фильму "Покаяние" Абуладзе.

Режиссер Арбо Таммиксаар пригласил троих самых известных "фашистов" советского кино — литовца Альгимантаса Масюлиса (который, к сожалению, не дожил до премьеры фильма), латыша Улдиса Лиелдиджа и эстонца Тыну Аава — и устроил что-то вроде шуточного Нюрнбергского процесса. Режиссер спрашивал, не раскаиваются ли актеры за свое участие в идеологическом кино, актеры отвечали, что нет, не раскаиваются, и приводили аргументы в свою защиту,— вот, собственно, и все содержание фильма "Фрицы и блондинки". При этом атмосфера была очень теплая: актеры радовались встрече, вспоминали смешные случаи, так сказать, из общего "фашистского" прошлого. Потрясает при этом количество фильмов, в которых они снялись: у каждого примерно по три-четыре десятка ролей такого плана. В Прибалтике всерьез считают, что именно из-за этих ролей у сегодняшних Эстонии, Латвии и Литвы имидж "пособников фашистов": то есть что виноваты в этом именно актеры Масюлис, Лиелдидж и Аав и прочие. А режиссер Арбо Таммиксаар, поставив вопрос об ответственности художника, тем самым снял ужасное напряжение в обществе и косвенным образом защитил актеров.

Нам, конечно, эти страсти кажутся преувеличенными, если даже к фильмам Лени Рифеншталь у нас отношение неоднозначное, хотя, казалось бы, вот где пропаганда нацизма, то что уж там говорить об актерах, которые играли "фашистов", по сути, в развлекательном кино. Здесь гораздо интереснее эстетическая сторона вопроса: прибалтийских актеров в советском кино действительно чаще других приглашали играть злодеев, можно даже говорить о своеобразной актерской школе, о "фабрике зла". Фактически это разговор об образе врага в советском кино — о том, как он создавался и как в конечном итоге стал сам управлять своими создателями.

Главный комментатор фильма "Фрицы и блондинки" — Александр Шпагин, специалист по истории советского кино — говорит, что прибалтов стали приглашать в советское кино не только потому, что они были "похожи" на немцев. Это лишь формальная причина: на самом деле задачи у советского киноискусства были глубже. "Главное качество этих персонажей была тотальная холодность,— говорит Шпагин.— Они были все как аршин проглотившие и совершенно ледяные. Прибалтийский актер нужен был именно для того, чтобы подчеркнуть чужеродность "фашистов", еще больше их отчуждить, отстранить. Но дело в том, что и сами прибалты в нашем кино были изначально символом чего-то чужого, иного, это началось еще с "Дела Румянцева" (1955), где главного гада играет Антс Эскола,— это одно из первых появлений прибалтийских актеров на экране. Прибалтов звали в кино, чтобы подчеркнуть несоветское происхождение героя".

Однако массовое пришествие прибалтийских актеров случилось в 1970-е: именно в это время в нашем кино в очередной раз поменялись задачи — и идеологические, и коммерческие, и эстетические. Ставка была сделана на "советский Голливуд", и отныне в стране идет борьба за количество зрителя, а не только за идеологическую лояльность фильма (таким образом в советском кино начинают стихийно складываться рыночные отношения). Именно в эти годы было снято огромное количество фильмов с абсолютно одинаковым сюжетом: "разведчики пошли на задание, вернулись не все" или "наш разведчик уделывает немецкого генерала": "В двух шагах от "Рая"", "Шел четвертый год войны", "Без права на провал", "Постарайся остаться живым" и т. д.

Именно в этих фильмах снималась целая плеяда прибалтийских актеров, естественно, в роли "фрицев": Антс Эскола, Юозас Будрайтис, Альгимантас Масюлис, Улдис Лиелдидж, Хейно Мандри, Тыну Аав, Арнис Лицитис, Улдис Думпис, Сулев Луйк, Валентин Скулме. Соответственно в ролях фашисток — Вия Артмане, Ада Лундвер, Эве Киви. Что касается жанра, то это были полуприключенческие фильмы: для приключенческих они были довольно вялы, а на серьезность не претендовали. Не было там и подлинного драматизма. "Почти весь военный кинематограф 1970-х годов,— говорит Шпагин,— вяло-развлекательный: война в кино превращается в пионерлагерь, в игру "Зарница"".

Как воспринимал "фашистов" массовый советский зритель? Как ни парадоксально — именно как прибалтов, которые играют фашистов. Что до самого образа "фашиста", то он был с художественной точки зрения настолько неубедительным, что говорить о каком-либо воздействии на зрителя глупо. Это была чистая функция, условность, с чем (что тоже довольно забавно), советский зритель сознательно примирялся. То есть зрителю и не нужно было "сложнее": когда на экране появлялся очередной на редкость схематичный "фашист", в голове, вероятно, срабатывала защитная реакция — "а что же, их людьми, что ли, показывать?" Единственной попыткой усложнить образ врага были "Семнадцать мгновений весны", однако посыл Лиозновой не был подхвачен: в советском кино все равно победил миф о фашисте как о примитивном, холодном истукане. Даже если играл его крупный актер, например Будрайтис, все равно его игру было не отличить от игры других актеров.

Между тем клишированность и стереотипность фашистов в кино 1970-1980-х годов, а также само количество этих картин (примерно 400-500) породили непредсказуемый эффект: это стало вызывать у зрителя смех, причем в самых "кровожадных сценах". В первую очередь смех вызывал утрированный немецкий акцент: "Ти бутешь отвешайт мне, сволотш, или ми тебя бутем немношко вешайт". "Конечно, можно было бы приглашать немецких актеров из ГДР,— говорит Шпагин.— Но в 1970-е всем уже было по фигу: все эти картины сняты левой ногой. У прибалтов есть какой-то акцент, ну и слава богу".

Вряд ли это было сознательной диверсией, прибалтийские актеры, по их признанию, напротив, старались по возможности "усложнить, углубить" образ врага. Просто так все совпало: в кино стало много похожих фашистов, однообразно-пустых, и это кино перестали воспринимать всерьез, это называли "киношко про войнушку", а самих героев "фашиками". В результате война-трагедия, война как святое, бывшая в СССР своего рода заменой религии, перестала играть в обществе объединительную роль, потеряла сакральный статус. Больше объединять, как выяснилось, было нечему.

На месте прибалтов — без шуток! — я бы рассматривал работу актеров не как "пособничество" советскому режиму, а, напротив, как тайную борьбу с ним, как подрыв советской идеологии. Патриотизм не выдерживает поточного производства: как только его начинают штамповать, он сам себя разоблачает, опровергает. Оскомина от лжепатриотизма была порождена именно формальным и массовым производством таких фильмов. Зло перестало ужасать, и настало новое время.

Андрей Архангельский