Выставка гастроли
Выставка "Русские американцы" в галерее "Наши художники, сделанная при поддержке компании Volkswagen и журнала Art + Auction, выглядит постскриптумом к выставочному проекту Русского музея "Американские художники из Российской империи", демонстрировавшемуся в Третьяковке. На Рублевке побывал ВАЛЕНТИН Ъ-ДЬЯКОНОВ.
Америка не располагала к созданию художественной среды, аналога "русского Парижа". Перед каждым автором стояла проблема личной адаптации. Поэтому художники на выставке распадаются на три неравноценные для истории и зрителя группы. В первой группе находятся те, кто бежал от революции,— мирискусники Мстислав Добужинский, Сергей Судейкин и Борис Анисфельд. Вторую образуют так называемые неоромантики, русские европейцы братья Берман и Павел Челищев. Они жили во Франции и Германии, а в Штатах оказались благодаря усилившемуся влиянию немецкого фашизма на континентальную Европу. И наконец, в третьей группе находятся новаторы и пионеры русского авангарда, переехавшие в Америку по личным, а не политическим причинам — отец футуризма Давид Бурлюк и Александр Архипенко.
Мирискусники зарабатывали тем, что оформляли театральные постановки, писали портреты, занимались преподаванием и тосковали. По крайней мере, Добужинский уж точно искал в Штатах родной Санкт-Петербург и с успехом находил его в садовой скульптуре и неоклассической церкви в Чикаго, так напоминающей Исаакий. Грандиозное полотно Судейкина "Импровизация на тему "Весна священная" И. С. Стравинского" представляет собой футуристическую трактовку легендарной постановки "Русских сезонов" с декорациями Рериха — то ли наивная эксплуатация "русскости", то ли грусть по былой славе. Перед лицом ностальгии нет ни классика, ни футуриста: Бурлюк под конец жизни писал полотна о русской деревне, где лица крестьянок, прописанные с тщательностью Архипова, помещены в примитивистские пейзажи.
Владелица галереи на Рублевском шоссе Наталья Курникова в силу личной склонности сделала особый акцент именно на неоромантиках (ей принадлежит самая большая в России коллекция Челищева). Это странная, еще плохо изученная группа художников. В них жила любовь к сюрреализму и живописи раннего Возрождения. Свои взгляды на жизнь они поверяли мистикой от Гурджиева и Блаватской. В Америке неоромантикам больше повезло с признанием, чем эмигрантам первой волны. Возможно, сыграл особую роль статус беженцев из охваченной войной Европы. Челищеву даже устроили ретроспективу в Музее современного искусства в Нью-Йорке в 1942 году.
Правда, уже в 1950-е годы, когда Америка наконец-то завела свой собственный, чрезвычайно мощный авангард в лице Джексона Поллока, Марка Тоби и Виллема де Кунинга, сюрреализм русских пал жертвой изменившихся вкусов. Для тогдашнего властителя умов, критика Клемента Гринберга, картины Челищева были разновидностью китча, "новыми высотами вульгарности". Поэтому и Евгений Берман, и Челищев перебрались в Италию, вечное пристанище романтиков.
Эти художники утверждали ценности, которые казались им вечными. Ничто, однако, так не устаревает, как изобразительные метафоры, и поэтому их произведения нуждаются сейчас в переводе не менее подробном, чем, скажем, средневековые аллегории. Зато благодаря многослойности картины неоромантиков если и не нравятся с первого взгляда, то, по крайней мере, интригуют своей близостью к искусству двухтысячных. Видимо, недаром шедевр Челищева "Игра в прятки" после нескольких десятилетий забвения вернули на стены МоМА в 1998 году: примерно с этого момента начинается подъем новой волны сюрреализма, главным художником которого стал муж певицы Бьорк, популярнейший Мэтью Барни.