В Театре имени Маяковского в субботу прошла премьера спектакля "Театральный романс" ("Кукушкины слезы"). К событию готовились давно: впервые премьера была анонсирована еще в мае. Постановку малоизвестной пьесы Алексея Николаевича Толстого осуществил художественный руководитель театра Андрей Гончаров. Он же автор сценической редакции и сценографии. Главную роль играет Наталья Гундарева.
Достаточно посмотреть на год написания "Кукушкиных слез" — 1914-й, чтобы предположить, какими мотивами руководствовался маститый режиссер, извлекая из небытия раннюю комедию Толстого. Можно вообразить, что он стремился подыграть своим коллегам из других театров, пытающимся воскресить театральную афишу восьмидесятилетней давности. Да что там другие театры — в той же Маяковке уже два сезона идут "Дни нашей жизни" Леонида Андреева, написанные в 1908-м. Поэтому слова о ностальгии по "веку модерна", приобретающей черты осознанной художественной программы, просятся сами собой. Оказалось, однако, что популярные соблазны и изломы серебряного века на этот раз ни при чем.
Пьеса "Кукушкины слезы" была забыта потомками с полным на то основанием, и сокрушаться по ее поводу о пренебрежении к драматургическому наследию не приходится. Она построена по расхожей схеме "комедий о любви", тех, что начинаются с картин печальных будней и через незамысловатые полуавантюрные перипетии приводят к радостям счастливого исхода: прощены обиды, вознаграждены переживания, посрамлены нечестивцы, соединены судьбы любящих. Разумеется, не обойтись без легкой сатиры. Во всяком случае, полуспившиеся и опустившиеся неудачники, провинциальные жители Степан Хомутов (Игорь Охлупин) и Дмитрий Яблоков (Роман Мадянов) — персонажи вполне комические. Будто гоголевские Подколесин и Кочкарев: один, флегматичный увалень, только и делает, что переворачивается с боку на бок и хоронит пропавшую жизнь, а другой, энергичный проходимец, переполнен планами действий. Из этого динамического равновесия друзей выводит телеграмма жены Хомутова, актрисы Марии Огневой, приезжающей на три дня в гости к мужу, с которым не виделась пять лет. Возникает водевильная путаница, основанная, с одной стороны, на страхе Хомутова обнаружить перед женой свое жалкое положение, а с другой, на любви грубоватого богача Бабина к обнищавшей домовладелице Бельской. Ее заложенный за долги дом Хомутов выдает за свой, и действие спектакля движется вприпрыжку, ожидая появления Огневой.
Выход Натальи Гундаревой обставлен и вправду по-королевски. Провинциальная прима, Огнева проходит по длинному, через всю сцену, помосту и с царственной сентиментальностью осматривается в доме. Если бы не иронический подтекст (дом ведь чужой), то ее появление смотрелось бы недвусмысленным парафразом приезда Раневской. Но даже и без этого чеховских реминисценций в "Кукушкиных слезах" предостаточно. Взять хотя бы нелепый выстрел Хомутова в удачливого соперника — чем не третий акт "Дяди Вани"? Пара Хомутов-Яблоков напоминает об Иванове и Боркине. Но больше всего перекличек все-таки с "Чайкой". За рассказами Огневой о судьбе провинциальной актрисы так настойчиво маячит тень Нины Заречной, что Гончаров решает довести толстовский намек до прямой цитаты. Будто почувствовав, что говорит почти чужими словами, героиня Гундаревой произносит целый кусок из последнего монолога Нины. Правда, у этой Огневой нет той горечи и искренности, какими наполнены чеховские слова. Вообще к тяготам актерской доли, ясно прописанным у Толстого, заезжая гранд-кокет Гундаревой относится почти с упоением. Так что самодовольной, благополучной, привыкшей к успеху Огневой в любой постановке "Чайки" больше бы подошла роль Аркадиной. Вполне возможно, она ее и собирается играть. Потому что в город приехала навсегда — с тем, чтобы основать тут театр. Ни открывшийся обман с домом, ни флирт с Бабиным, ни чистая и бескорыстная любовь мужа не сравнятся с желанием осветить затхлую жизнь городка факелом святого искусства.
Именно таков пафос Гундаревой-Огневой, и именно таков пафос Гончарова. Ради этого пафоса режиссер даже дописал реплики и переписал финал пьесы. У Толстого все происходит с точностью до наоборот: Огнева оставляет сцену и только в последней реплике возвращается к мысли об актерской карьере. Здесь же она ждет к себе целую труппу из Кременчуга, чтобы поставить служение Мельпомене на широкую ногу. Захваченный идеей спеть гимн театральному искусству вообще, Гончаров ставит "Кукушкины слезы" тоже на широкую ногу — размашисто и нетерпеливо, разрешая актерам играть с концертным нажимом, не заботясь о тонкостях интонации и выразительности мизансцен. Он щедро наполняет комедию романсами (отсюда и название спектакля), которые звучат то к месту, то не к месту, то из уст героев, то в исполнении высыпающей на сцену пестрой цыганской массовки. Но главным козырем поверх всех несуразиц режиссер кладет финал спектакля, когда по мановению руки Гундаревой ситцевый занавес в глубине сцены распахивается и открывается вид на оперный расписной задник с парком, "колдовским озером" и отражением фронтона театра-мечты. К этому моменту не утратившие веры в красоту и волшебную силу искусства должны успеть набрать воздуха в легкие — чтоб было что выдохнуть. Утратившим же, скорее всего, еще раньше назначено задохнуться от равнодушия.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ